Шрифт:
Мне даже интересно, как долго я находилась бы в этом мороке, если бы он так дёшево, так цинично и по-свински не бросил меня тогда, когда в его помощи и поддержке я так сильно нуждалась.
Он даже не особо расстроился, что мы потеряли ребёнка.
Это я тогда проревела в подушку несколько дней и ночей. Это я, уткнувшись поглубже, выла в неё, будто волчица. Я. Он в это время играл в танчики. А ещё смотрел футбол. И ел то, что я приготовила. Потому что он умеет только заваривать быстрорастворимую лапшу из пакетиков и пить своё сраное пиво.
У нас никогда не будет счастливой семьи. Теперь я это знаю.
И, что самое страшное… Теперь я рада тому, что потеряла ребёнка.
Эта мысль ужасает меня.
Потому что ребёнка я очень хотела. Безумно хотела.
Наверное, поэтому многое Даниле и прощала. Да что там… прощала всё.
Сегодня я проснулась другой.
Заснула уставшей и заплаканной.
А проснулась злой и без тени слезинок.
Я заебалась.
Меня достало быть удобной…
Настолько достало, насколько это вообще возможно. Это всё, это край. Это стоп.
Я не хочу больше никаких мужчин в своей жизни.
Я хочу стать той, кто идёт по жизни легко. Такой, как те крутые девчонки из соцсетей, к ногам которых кладут все самые крутые штуки мира. Даже если это просто мечта.
Иначе я просто не выживу. Потому что тоска в последние дни такая, что я даже есть перестала.
Боже, в кого я превратилась…
Вчера я стояла перед зеркалом и смотрела на себя.
Несчастная, замученная бытом, вымотанная женщина, которая выглядит старше своих лет, при том, что вроде как ещё молода…
И что самое страшное – вчера я не знала, что делать. Мне даже подумать о том, чтобы расстаться с Данилой – было стрёмно. Потому что мне было страшно оставаться снова одной.
Без детей. Пашущей на работе практически без выходных. Потому что кредиты. Потому что надо оплачивать квартиру. Потому что всем плевать на меня, если у меня нет денег.
Всем на всех плевать.
А я, дурочка, который год подряд верила в то, что обязательно надо быть хорошей девочкой.
Такой, как мне объясняла моё заёбанная тоскливой нищей жизнью мама.
Которая умерла, когда ей исполнилось пятьдесят два.
От сердечного приступа.
Я не хочу так. Не хочу больше быть старательной примерной сотрудницей, на которую можно свалить любую работу. Не хочу больше быть удобной женой, на шее которой сидит обнаглевший безыинициативный болван. Не хочу быть такой, как эти измученные пятидесятилетние бабы, на которых даже собственные дети положили хер. Вместе с мужьями-алкашами.
Не хочу.
Я хочу наконец вдохнуть чистого воздуха полной грудью. И пойти по жизни одной.
Сильной, независимой, красивой, модной, стильной, уверенной в себе.
И я пиздец, как теперь рада, что не вышла за Данилу замуж. Хотя и хотела когда-то.
Не вышла потому, что он, дескать, не видит в этом смысла. “Штамп в паспорте ничего не значит”. “Мы и так – муж и жена”.
Как же я теперь этому рада…
Потому что с меня хватит.
Меня достало.
Идя по новой желтоватой снежной слякоти в офис, я ещё не знаю, как буду добиваться для себя другой жизни. Но одно уже знаю точно – я добьюсь. Мне всё по силам. Я смогу. Потому что я заебалась. У меня просто больше нет других путей, кроме того, который там, где-то в подсознании, манит меня совсем другой жизнью.
Той, которой я действительно хочу жить.
И то, что сейчас в моих мечтах о ней нет мужчины, так это только потому, что я не вижу мужчин вокруг. Я вижу только охуевший от наглости скот.
Да, я злая.
Очень.
И мне плевать. Плевать, кто что об этом скажет. Кому это не понравится. Мне плевать и мне нравится это. Нравится, что впервые в жизни мне действительно – глубоко наплевать на мнения окружающих о себе.
Я хочу быть счастливой. И я сама добьюсь для себя этого счастья.
Сама всё сделаю.
С этими мыслями я захожу в офис и едва не сталкиваюсь в коридоре с нашим мудаковатым начальником отдела.
Глядя на меня с явным осуждением, он переводит взгляд на наручные часы на своей приподнятой руке, и цокая, качает головой.
– Едва не опоздала Петрова. Ещё минута – и был бы штраф.
Смеряю его взглядом. Он явно озадачен.
– Что? – не понимает он.
– Я не опоздала, – холодно говорю я.
– Я в курсе, Петрова.
– Меня зовут – Ольга, – ещё холоднее говорю я. – Ольга, – глядя ему в глаза, повторяю я снова.