— Тебе сколько лет, верный муж? — лукаво спрашивает девушка. — Когда детей заделать успел?

— Уже двадцать четыре года прошло, как лютый меня призвал, — отвечает Вран. — Молодо выгляжу, потому что Чомор меня любит, не хочет, чтобы я раньше срока его покидал. Ты спроси у него, как увидишь: Вран из Сухолесья, любимец его. А если сейчас меня заберёшь, гнев его на себя накликаешь.

Таких советов Деян точно не давал: настолько бессовестно нечисткам врать — затея очень опасная, сегодня нечистка тебе поверит, послушает, а завтра поймёт, что обманул ты её, и тогда уже никакой жизни тебе не будет.

— Двадцать четыре года? — переспрашивает девушка почти с восхищением. — Любимец Чомора? Ну и затейник ты, Вран из Сухолесья! Не зря тебя так назвали, удивительную силу тебе имя подарило.

— А тебе какую силу имя подарило? — спрашивает Вран, с трудом переступая через вылезшую из-под снега корягу. Ноги никак не отогреются — да и с чего бы им отогреваться? Даже шапку хочется с головы стащить — всё равно не греет, только снег тает. — Обо мне мы много говорим, а о тебе я ещё ни слова не слышал. Всё как на духу тебе выкладываю, а ты только смеёшься да не веришь мне. Может, я тоже посмеяться хочу?

— А я о других говорить люблю, а не о себе, — отвечает девушка. — О себе-то я всё знаю, а о других — нет. Значит, двадцать пятый год по земле ходишь, женат и с детьми уже, а всё в лес к жизни серой тянет? Не первый раз уже приходишь, Вран. Но сегодня ты что-то разошёлся. Ножей натаскал, горшочек с варевом каким-то притащил… забыл ты его, кстати. Подарок мне оставил.

Вран останавливается, как вкопанный, чуть снова не выругавшись в сердцах. Не слова девушки о том, что видит она его не впервые, его останавливают, — горшочек. Клятый горшочек, который он взял у зелейницы, заверив её, что непременно вернёт, — а теперь стоит этот горшочек Чомор знает где… точнее, знает и Вран: на полянке, к которой нужно разворачиваться и возвращаться.

Но если Вран будет ходить так туда-сюда, до деревни он не доберётся. Окоченеет прежде.

Вран знает и ещё одно правило: никогда не проси у нечисток никаких услуг, услужат так, что до конца жизни бед не оберёшься. Но Вран уже почти не чувствует пальцев ног, даже губами шевелить больновато — нет, Вран всё-таки попросит, просто так, чтобы нечистке придраться не к чему было.

И Вран говорит:

— Сходи за горшочком, красавица. А я тебе взамен расскажу, зачем мне лютым становиться, если тебе так любопытно.

Девушка снова прикусывает губу. Довольная — конечно, подловила, нашла, чем на крючок поймать.

— Нет, давай-ка по-другому, — качает она головой. — Ты мне сначала расскажи, а я тебе завтра горшочек принесу. Прямо к деревне твоей — до неё тебя доведу, у неё тебя оставлю. А то знаю я вас — бросишь одного, а ты дёру дашь, заблудишься ещё… Меня не обхитришь, Вран из Сухолесья.

Да и не собирался Вран с ней хитрить — ему правда горшочек нужен. Желательно прямо сейчас.

— Не могу я горшочка до завтра ждать, — стуча зубами, отвечает он. — Жене обещал, что принесу сегодня. Жена моя…

— … всё поймёт и меня поблагодарит за то, что я так легко тебя к ней отпустила, а не у себя оставила. Или непонятливая у тебя жена, Вран?

И кажется Врану, что на мгновение глаза её двумя недовольными огоньками поблескивают. И пробегается у него холодок по позвоночнику; необычный холодок, потусторонний такой.

— Как пожелаешь, красавица, — говорит он поспешно. — Только горшочек принеси обязательно.

— Обязательно, — эхом повторяет девушка. — А теперь рассказывай. И иди скорее, а то совсем к месту примёрзнешь.

Заботливая какая. Видно, ещё с ним не наигралась.

— Ну хорошо, — говорит он, трогаясь с места. — Зачем я хочу лютым стать… Ну, а почему бы и нет? Кем мне ещё хотеть становиться — вороной, что ли? У нас в деревне так считают: если воля есть, то вол… лютый на тебя внимание обратит, главное — правильно попросить.

— И что, — спрашивает девушка, вновь идущая спиной вперёд. — Что же ты просишь всё неправильно?

— А никто не знает, как правильно просить, красавица, — отвечает Вран. Деревья начинают медленно расступаться — но это только половина пути. — А кто знает, тот уже не скажет. О лютах слышала, наверное? Может, и видела?

— О ком-ком?

Сама ведь врёт и не краснеет — если вообще краснеть умеет.

— О племени лютов, что в глубине этого леса живёт, — поясняет Вран, решивший играть по её правилам. — Людей, которые серому понравились, и он их своими сделал. Теперь они где-то там, в своём мире обитают, а к нам не выходят. Из нашей деревни несколько поколений назад так люди уходили, да там и оставались. Не хотелось им к нам возвращаться. Там-то лучше.

— Не хотелось? — хмыкает девушка. — А, может, не моглось? Может, они наоборот твоему серому не понравились? Когда люди в одиночку в лес уходят, всякое может случиться. И люты тут совершенно ни при чём.