– Всё, всё. Снимаю кольцо, прячу в карман. Довольна.

– А вдруг оно вывалится. Говорят, оно обжигает. Язвы получаются на теле. Сознание теряешь, тебя повяжут и в тюрьму.

– Галька, а ведь нам на концерт пора. Успокойся, нам через час выступать.

– Я, наверное, не смогу.

– Сможешь. А о кольце мне потом, после концерта расскажешь. Ко мне оно случайно попало. Я и думать не мог, что могу тебе навредить. Прости Галочка.

Она доверчиво улыбается, снова ласково смотрит на меня. Но чувствуется, что колечко у меня в кармане её еще беспокоит. Куда б его подальше спрятать. Нет, вещь, наверное, полезная. Но с ней надо поаккуратнее. Чуть было симпатичную лисичку до смерти не напугал.

Прячу в кармашек, который мамка нашила мне на трусики. Спрячешь туда денежку, сынок, наверняка говорила. Все они, мамки одинаковы. Во все времена.

– Ну вот, успокойся, она далеко. Пошли на концерт.

И мы пошли. Потом побежали. Слава богу, успели.

Мы пели. Мы танцевали. Мы декламировали стихи. О партии, о правительстве, о Родине, о весне. О бесконечно дорогом и любимом… Нет, не товарище Сталине. Товарища Сталина временно отменили. Бесконечно родным и любимым стал у нас на текущий момент родной город, родной лес, родная полянка в родном лесу. И конечно же, папа и мама. И конечно же, Родина. Которую обижают проклятые империалисты. И об этом мы тоже читали стихи.

Хорошая подборка у нас получилась. И отличные подобрались чтецы. Я уж засомневался, как бы после такой красоты нас не засмеяли с нашим поросячьим номером. Зря сомневался.

С первого нашего появления на сцене зал начал хохотать и хохотал до тех пор, пока отважные пионеры не отступили со своих позиций. Отступили и снова, поразив Анну Ванну, двинулись в поход. Поросята на сцене лежали в лежку, испуганно поглядывая на нас. Мы не теряли надежды увидеть их и поиграть.

“Поросята спать легли!!!”

Бурные аплодисменты в зале и крики: еще, еще. Длились минут пять. И вдруг в зале раздался настоящий поросячий визг и какой-то шум. Один мальчик бился в судорогах и вырывался из рук своих друзей, рвался на сцену.

ИИИИИИИИИИ!!! И если глаза мне не изменяют, у него стало меняться лицо. Поросячий пятачок и густая шерсть на лице. Оборотень?!

– Господи! Не было печали. Как его в лагерь то отпустили?! Ребята! Вы ничего не видели. Ничего не было, ребята. Всем организованно разойтись по корпусам. Вожатые проконтролируйте эвакуацию.

Буйного поросенка уже вязали массовик затейник и физорг. Тот вырывался и жалостно хрюкал.

– Надо же Борьк. А как маскировался, вздохнул Димон.

– Эти оборотни везде, солидно подтвердил Вован. Шпионят на США и выведывают наши планы. В сумасшедшие дома их надо сажать.

Галька осторожно помалкивала и с сочувствием глядела на бедного оборотня.

– Теперь на пожизненное лечение отправят. В детскую больницу. За решетками всю жизнь проведет.

– А что ж его, на волю отпускать?

– Дети! Все расходимся по палатам. Концерт окончен.

На обратном пути нас догнала Вера Михайловна.

– Не повезло нам Смирнов. Отличный номер подготовили и тут этот уродец. Теперь первый приз нам не дадут. Хотя, может быть, от милиции будет почетная грамота. За помощь в разоблачении особо опасного инакомыслящего. Политическую активность тоже надо поощрять.

Боги, боги мои, избавьте меня от политической активности. Что за мир, куда ни сунься, везде политическая активность.

Мы ковыляли к своему корпусу. Вера Михайловна отстала.

– Напиться бы. Вдруг серьезно, словно взрослый, сказал Вован.

– Да, подтвердил Димон. Чегой-то рвотно.

Коньяком Курвуазье поить моих ребят я бы не рискнул. Но по полстаканчика бордо или лучше крымского муската. Дети любят сладкое. Решено, мускат Красный камень.

Изобразить поход к своей тайной кладовой удалось мне без проблем. Ребята уже привыкли к моим отлучкам. Каждый раз я возвращался с чем-нибудь вкусненьким и меня ждали с нетерпением. Не сомневаюсь, Вован с Димоном обыскали все окрестности в поисках тайного склада своего друга. На ничего не нашли и уважают теперь меня еще больше.

Бутылка с витрины Елисеевского на Невском соседствовала с плитками шоколада. Кружка у нас была только одна, пили по очереди.

– Нальете?

Анечка блондиночка возникла на поляне как чертик из табакерки. Лицо у неё было грустно-сердитое, глаза вызывающе сверкали.

– Если не брезгуешь из общей кружки с нами пить.

Анька фыркнула и лихо опустошила заполненную на четверть кружку.

– Что, больше жаль было налить?

– Вас было жаль. Кто знает, как вы к спиртному относитесь. Одна девочка так выпила и померла.