Наверное, это были самые жуткие шаги в моей жизни, я ожидал выстрела, но мичман стоял на своём месте, наблюдая за моими действиями. И заговорил, только когда я усадил девушку на штабель.

— Забираешь Елену и уходите. По дороге ни с кем не разговариваете, никуда не заезжаете, ни в какую милицию не заходите. Это ясно?

— Ясно, — для убедительности я кивнул и продолжил осматривать Лену.

— Блохинцева, тебе всё понятно?

— Что? Ой… Но… А как же Нина? И сокровища?

— Блохинцева, что непонятного в моих словах? Ни с кем не говорить, в милицию не сообщать? — голос Сидора Кузьмича внезапно стал ледяным.

Честно говоря, продрало до самых печёнок, и до меня, наконец, дошло: всё это время он продолжал играть в доброго товарища, профессионально скрывая своё настоящее нутро. Да, Лёха, ничему тебя даже вторая жизнь не учит. И откуда в тебе эта идиотская вера в людей, в их доброту и совесть?

Хотя у особиста совесть есть, и принципы тоже присутствуют. Вот только я так и не понял: советские принципы или собственные, личные?

Я незаметно сжал девичью коленку и выразительно посмотрел на подругу, надеясь, что Лена поймёт и замолчит, принимая условия мичмана безо всяких условий. Девушка поморщилась, заколебалась, но через пару секунд опустила плечи, вздохнула и прицелила сквозь зубы:

— Да, Сидор Кузьмич. Мне всё понятно.

— Лесаков, проследишь, — раздался приказ.

— Так точно, — машинально отрапортовал я безо всякой иронии.

— Дальше. Алексей, отправляйся на ту квартиру, где встречался с Ниной.

Я вздрогнул, но продолжил ощупывать Ленин бок и рёбра, проверяя на предмет целостности костей и отсутствия открытых ран. Интересно, как давно он знает? И что он знает? Я бросил короткий взгляд, обнаружил, что Лена смотрит на меня в упор, сердито прикусив нижнюю губу.

— Зачем? И как я туда попаду?

— Не ты, а вы. Сидите там вплоть до особого распоряжения.

— Сидор Кузьмич! — начал было я, но особист не дал договорить.

— Не обсуждается. Берёшь Елену и сидите там, пока я не решу все вопросы. Или предпочтёте посидеть в камере?

— Нет, — буркнул я.

— В к-какой камере? — испугалась Лена. — Сидор Кузьмич, почему в камере? Что вы собираетесь делать? Мне… Нам домой надо! Папа ждёт! Если мы не вернёмся вечером, нас будут искать!

— Нехорошо обманывать старших, гражданка Блохинцева. Тем более, органы. До завтра вас дома не ждут. Потому идёте по известному Алексею адресу, сидите тихо и не рыпаетесь. Еду по дороге купите. Но сильно не светитесь.

— Лёша… — подруга жалобно посмотрела на меня, надеясь на что-то.

А надеяться было не на что, только на добрую волю Кузьмича. Я не понимал, что он затеял, но собирался выслушать, выбраться отсюда, а затем уже решать, поступать так, как велел мичман, или нет. Пока я не соображу, что задумал товарищ Прутков, какой смысл дёргаться?

— Сидите тихо, на улицу не высовываетесь, — повторил особист. — Пока я за вами не приду.

Мичман помолчал, похлопал себя по карманам, достал папиросы, посмотрел на помятую пачку, убрал обратно в карман.

— Как она? — кивнул на Лену.

— Сильно ушиблась, но переломов нет, — отчитался я.

— Идти сможешь, Блохинцева?

— Смогу, — буркнула Лена.

— Вот и хорошо. Врачей не вызывать. У бабки спросите йода и что-нибудь от ушибов, никаких аптек. Вас не должны видеть.

— Сидор Кузьмич, не нравится мне ваша идея. Вы на нас, что ли, все собираетесь повесить? — в лоб спросил я.

— Была такая мысль.

Сидор Кузьмич растянул губы в улыбку, а я напрягся.

— Но?

— Но ты мне ещё пригодишься, Алексей. И девочка твоя. И… семья её.

Теперь вздрогнула Лена. Я не видел, потому как продолжал наблюдать за мичманом, но ощутил, как затрясло девчонку от страха за родных.

— Зачем, Сидор Кузьмич?

— Затем, — отрезал особист. — Собирайтесь на выход. Смотри внимательно, чтобы ничего лишнего не осталось, — распорядился Кузьмич. — Ящик подними и поставь вот сюда.

— А сами? — ухмыльнулся я.

— Делай, что говорят и меньше болтай. А то я ведь могу и передумать, — жёстко одёрнул меня особист и прищурился, наблюдая, как к нему подхожу. — Сюда ставь. Иди обратно.