Шрифт:
вдоль исколоты,
игла – подруга тетивы,
с*ка бестолковая.
Шаткими натянута нервами,
наугад
влекома,
летит, не видя
над курганом тела моего.
Чем сегодня я тебя обидел?
Рука моя все-таки флейта,
на «вы» перед нею я, ниц,
предлагаю, культурно попейте
из бокала по имени шприц.
Не пьет – противится,
может сыграть на флейте-урне
попадется змея-дивица
на фальшивом ноктюрне.
Ты знаешь, нет моей любви преград,
пусть ты в руках чужих резвишься томно,
я каждую неверность мог бы оправдать
в душе своей безапелляционно.
Но не прощу, когда любовь свою
отдашь тому, кто взгляда не достоин,
я каждому посмертно отомщу,
на их могилах жирный крест состроя.
Я б каждый клок бумаги приручил
и, если б надо было, перерезал вены,
не знала чтоб ты вкус других чернил,
кроме багра крови моей верной.
Я б всех на свете ощипал гусей,
чтоб ни один заучка институтский
тебя пером обидеть не посмел
и не назвал сквозь строчки прост*туткой.
…Но, милая, я там тону и тут,
и вместо всей любви твоей сердечной
и вместо рук твоих меня сжимает жгут,
свисая с исхудавшего предплечья…
Знаете,
я шут,
сам себе пляшу,
царя не около,
не около трона,
на голове многострокая
колпачная корона.
Пью чернила,
бью пюпитры,
так сочинил я
стихов килолитры.
…А знаете,
я царь теперь
и удалью царьей
властно мерцаю.
Забрал у правителя
державу и скипетр я,
колпак головитый
золотовитый.
Взял переплавил
в бесполую лаву
в сердца Везувии,
в мысли безумии,
кинул острот
и немного строк,
печалину грусти,
окалину чувства,
мешаю пером,
счастливый Пьеро.
Дал попробовать
крика утробного,
нравится всем
гортанный кисель.
Разлил пo миру
души истомину.
Мир пропитан
рифмы палитрой.
Цветет блеклый,
весь – перепетый!
Поля выросли,
печалью осени оплаканные,
взошли слогом,
ветром век
взлелеянные.
Я среди них
ягненочком закланным
лежу, млею,
уже
не больно,
не стучит висок,
анемии нет даже,
пылится только
гения кусок
в ненужной продаже.
Остатком тела
изнасилованного
по современности
грассируя,
Конец ознакомительного фрагмента.