Дней через шесть, когда его совесть стала успокаиваться, Костка-тверичанин привез с базара новость, которая опять подняла в его душе вихрь разноречивых чувств - сомнений, надежд, волнений и страхов... Оказалось, что спустя день после покупки русской княжны на дом Исмаил-бека напали вооруженные люди, одетые в черное, с завязанными до глаз лицами, и увезли красавицу.

– Быть не может! Правда ли, Костка?!
– воскликнул изумленный Михаил. Однако сразу подумал, что девушке с похитителями хуже не будет, ибо совершить такой дерзостный поступок могли только благородные смельчаки. Чтобы полностью удостовериться в этом, он оседлал своего вороного и отправился на базар. Ему хотелось собственными ушами услышать о происшествии.

На базаре, переходя от лавки к лавке, от шатра к шатру и вступая в беседы с теми, кто хоть мало-мальски был осведомлен об этой истории, он узнал кое-какие подробности. К его огорчению, ему также стало известно, что похититель пойман и вместе с невольницей отправлен во дворец. Им оказался двадцатилетний Осман, сын уважаемого в Сарае Абу-шерифа.

Говорили, что Осман увидел девушку в первый же день, как только её выставили на продажу, и влюбился в неё без памяти. Целые дни он проводил вблизи шатра её хозяина, сгорая от любви и терзаясь от мук ревности. Вечерами умолял отца купить её, но старик наотрез отказался, жалея деньги и считая, что блажь сына скоро пройдет. Старики часто забывают свою молодость и не помнят, что любовь больно ранит юношеское сердце, а влюбленные, случается, теряют рассудок, и Осман был недалек от такого помешательства. Однако друзья сжалились над ним, собрали сколько требовалось денег, и радостный Осман помчался выкупать свою пери, но, к несчастью, опоздал - за какой-то час с небольшим до его прихода Исмаил-бек купил девушку и отвел в свой дом.

Бедному Осману ничего не оставалось, как нанять разбойных людей. Они и похитили для него девушку белым днем. Но влюбленному снова не повезло княжна приняла его за одного из насильников, отказалась ему подчиняться и при первой возможности сбежала на его же коне. Осман не скоро догнал её, потерял время, мало того, он полдня объяснял знаками о своей любви, а когда она поняла, что ей нечего бояться, нагрянули стражники и обоих, связанных, доставили во дворец.

Ханский кади рассудил дело по шариату: девушка-невольница должна быть возвращена Исмаил-беку, а Абу-шериф за свободу своего сына должен уплатить крупный штраф, равный двукратной покупной цене рабыни.

Абу-шериф, проклиная во всеуслышание свою скаредность, выкупил сына сейчас же. Не успели чернила высохнуть на бумаге, как Осман, удрученный своим несчастьем, с друзьями покинул двор кади и, как уверяют очевидцы, выехал из Сарая. Девушка же осталась в доме кади и будет находиться в нем до тех пор, пока не улягутся страсти простолюдинов. И только тогда Исмаил-бек сможет забрать её.

Многие считали, что кади рассудил справедливо, хотя всем было жаль и молодого Османа, раненного любовью, и бедную девушку, которой, видимо, придется стать наложницей дурака Абдуллы.

Вот что узнал Михаил на базаре. Расстроенный Ознобишин вывел из толпы своего вороного и с опущенной головой, пешком, пошел по узкой тенистой улочке. Он подумал, что благородный Осман и красавица составили бы достойную пару и девушка, хотя и угнетенная неволей, в конце концов примирилась бы и, кто знает, может быть, нашла свое счастье с ним, а теперь, что и говорить, её ждала жалкая участь.

Как раз в это время его окликнул Костка. Ознобишин остановился. Тверичанин с серьезным обеспокоенным лицом подъехал верхом на осле и сообщил, что Исмаил-бек отправился к кади за невольницей и, очевидно, сегодня поведет её домой.

– Ты знаешь, где он проживает?

– У малого арыка.

Михаил вскочил в седло и скомкал поводья. Вороной помчал его по переулку. Свежий ветер ударил в лицо, приятно холодя лоб и губы.

Проехав всю улицу, Михаил и Костка свернули на другую, длинную и узкую, с одним рядом тополей на правой стороне, и заметили в конце большую группу людей, идущих навстречу. Когда те приблизились настолько, что стал различим каждый человек, они увидели девушку в белых одеждах, рядом с ней Исмаил-бека с палкой в руке и другого мужчину в длинной хламиде, видимо его слугу. Чуть поодаль от них двигались мужчины, женщины и дети, беспрестанно что-то кричавшие. Это, очевидно, злило Исмаил-бека, потому что он несколько раз останавливался и взмахивал палкой. Люди тоже останавливались и ждали, но как только старик догонял слугу и невольницу, двигались следом.

Девушка не оглядывалась и не смотрела по сторонам, будто бы её ничего не касалось; она шла твердо и уверенно, очевидно зная, каким путем следует идти, и высоко и гордо держала голову, покрытую белой накидкой.

Михаил и Костка отвели вороного и осла к каменной ограде какого-то дома, уступая дорогу идущим, расстояние до которых составляло теперь не более тридцати шагов.

И тут случилось то, чего никто не мог ожидать.

Когда они спешились, из переулка, позади них, вышел мальчик, ведя на поводу серую в яблоках лошадь под простым кожаным седлом. Михаил и Костка не придали этому никакого значения. Мало ли ходит по улицам отроков с оседланными лошадьми своих хозяев? Тем временем мальчик с лошадью приблизился к девушке и Исмаил-беку. Глухой ропот недовольства в толпе усилился. Несколько человек - Михаил хорошо запомнил бритоголового парня и старого изможденного дервиша с клюкой - стали хватать бека и его слугу за одежды, за руки. Те, отбиваясь от них, вынуждены были задержаться, этого было достаточно, чтобы девушка отделилась ото всех на десять шагов, а мальчишка с лошадью подошел к ней. Еще шаг, и они поравнялись.

Девушка метнулась к лошади, мальчишка покатился кубарем, а та упала животом на седло, вставила ногу в стремя - и вот она уже верхом, развернула лошадь и поддала ей пятками под живот.

Исмаил-бек и его слуга бросились за ней, несколько голосов заорали: "Держи!"

Серая в яблоках с места понеслась как ветер. Размотавшаяся с девичьей головы накидка вытянулась и затрепетала за спиной, затем отделилась от неё и, извиваясь, медленно опустилась на дорогу. Из переулка выскочил всадник в темной одежде и меховой шапке, сдвинутой на глаза. Не оглядываясь, он помчался на своем скакуне вперед, а девушка на серой - за ним.