Шрифт:
— Ладно тебе, давай уж быстрей…
Я протер кожу на висках Сормаха спиртом, а затем — дистиллированной водой. Аккуратно и разборчиво подписанные пузырьки с нужным на столике, что находился рядом с креслом, стояли. Я ещё и предварительно понюхал жидкости для надежности, мало ли.
— Что продукт переводишь, дал бы лучше глонуть, — чувство юмора моего пациента перед процедурой не покинуло.
— Нельзя. Потом налью — для закрепления эффекта.
— Это — дело, — не отказался Сормах.
Электроды заняли свои места на плоских участках той и другой височных костей. Причем — строго симметрично. В Вятка в психиатрическом отделении именно так и делали.
— Сейчас глаза закрой и спокойно сиди, — скомандовал я Николаю.
Я провел необходимые манипуляции на панели аппарата, силу удара током выставил в положение «четверть». Может, Сормаху и этого будет достаточно?
Раз, два, три, четыре, пять! Хватит!
Судороги Сормаха уже не били, он сидел с закрытыми глазами и молчал.
— Николай, как ты?
Ответа мне не последовало.
— Николай Гурьянович!!!
— Что?
— Как ты?
— Нормально.
— Что, нормально?!
— Всё нормально. Как заново родился.
Сормах открыл глаза и подмигнул мне.
— Развязывай давай.
— Сейчас развяжу. Ты, только посиди немного, сразу не вставай. Голову закружит и упадешь ещё.
— Как скажешь. Ты, Нинель, доктор, тебе и карты в руки. Кстати, кто-то мне спиртику обещал…
Обещания выполнять надо, поэтому я налил мензурку до краев.
— О, это — по-нашему.
Комендант Парижа снова подмигнул мне. Причем, другим глазом, а не тем, что сразу после лечения.
Это, что, так ток на его головушку подействовал?
— Ну, как дела? — решил я снова проконтролировать состояние моего пациента.
— Хорошо всё. Наливай ещё…
Глава 38
Глава 38 Домой бы нам надо…
Совсем у Сормаха всё прошло?
Временное это улучшение?
Тут, как говорится, время покажет.
В парижской психиатрической больнице мы сидели как у Христа за пазухой. Островитянам и в голову не могло прийти, что здесь мы прячемся.
Николай Гурьянович в себя пришел и демонстрировал сейчас бурную деятельность. Нет, это я не правильно о нём говорю. Не демонстрировал, а вёл. На вокзал, куда наши должны прибыть, к башне инженера Эйфеля, к Люксембургскому дворцу и в прочие важные места группы наблюдателей у него были направлены. Выявлялись места содержания взятых британцами в плен, размещение самих островитян в столице Франции, даже нескольких языков мы захватили с целью получения информации.
Самое главное — второй адской машины у британцев в Париже не было. На острове? Вот это плененные нами не знали.
— Хрен с ней, этой Францией, никуда она от нас не денется. Придет время — вернем, — рассуждал вслух Николай Гурьянович. — Надо, наверное, Нинель, нам в Москву тебя доставить. Ну, рассказать, как людей лечить, что этим самым…
Про «это самое» мы сами почти ничего не знали. Ящики давно в Петрограде должны быть, там умные люди над ними головы ломают.
— Сделают наши такую же машинку и вдарим мы по ним. Полетят клочки по закоулочкам… — продолжал озвучивать свои мысли военный комендант Парижа.
— Ну, тут, Николай Гурьянович, не всё так однозначно. Кроме армии, простой народ сильно пострадает.
Действительно, парижане, вон уже сколько времени прошло, в себя плохо приходили. Сознание-то к ним вернулось, а благополучия в отношении здоровья не было. Это я на примере персонала больничного центра Святой Анны наблюдал.
«Сонные мухи» — так их Сормах называл. Кстати, весьма похожим их состояние было.
Полечить их? Нельзя.
На это имелся полный запрет со стороны Николая Гурьяновича.
— Военная тайна, — так мне сказано было. — Не должна эта информация раньше времени на сторону уйти. Важна она для дела мировой революции.
Сормах, сказав это, ещё и по столу ладонью хлопнул. Тот, едва цел остался. Кроме того, что голова у Николая Гурьяновича больше не болела, беспричинные страхи уже не мучили, его соматическое состояние в норму пришло.
— Силушка, Нинель, ко мне вернулась, — так он охарактеризовал мне своё здоровье.
Это я и сам видел. Я его каждый день обследовал и все данные в тетрадочку записывал. Вёл, так сказать, лабораторный журнал про своего подопытного.