– "Дворники" лобового стекла?

– Прямо перед тобой.

Упомянутых приспособлений было три, по одному на каждую часть разделенного лобового стекла, а поскольку действуют они независимо друг от друга и совершенно несинхронно, то быстро могут довести до помешательства. Сейчас им предстояло изрядно потрудиться: ветер подул еще сильнее, и "Лорелея-3" наклонилась гораздо ниже, чем мне когда-либо доводилось видеть. Паруса помогали двигателю, и яхта шла сейчас намного быстрее, чем я отваживался ее разгонять самостоятельно. Судно казалось устойчивым и мощным, а скорость вызывала приятное возбуждение, однако, мне стало немного не по себе, когда мы промчались мимо Гардинерс-Айленда, подгоняемые еще более усилившимся ветром. Сам бы я вряд ли решился устроить такую гонку, тем более с древними парусами и такелажем. Однако моя великолепная спутница, по всей видимости, не испытывала подобных сомнений: судя по ее виду, она наслаждалась каждым мгновением этого путешествия.

– Смотри, девять с половиной узлов!
– Зигги указала на шкалу.
– Скоро должны миновать волнорез Монтаука... А, вот и он. Пойдем, нужно подготовиться ко входу в гавань. Ты смотаешь грот, а я опущу стаксель.

Чуть погодя я провел яхту, подгоняемую одним двигателем, между волнорезами в Лейк-Монтаук и довольно сносно подвел к причалу в одной из гаваней - после двухмесячной практики это оказалось совсем не трудно. Главное было не забывать, что оснащенная большим трехлопастным винтом, вращающимся, на европейский манер, против часовой стрелки, "Лорелея-3" упрямо стремится свернуть вправо, не обращая внимания на руль. Я предложил было Зигги проделать эту работу, но она отказалась, говоря, что капитан-то я, а стало быть должен проявить себя как таковой в глазах окружающих. Она же - всего лишь тупоголовая рабочая сила.

После того, как мы управились со всеми делами, я пригласил Зигги поужинать в одном из ресторанов городка Монтаук, но девушка ответствовала, что негоже оставлять купленные мной раньше куриные окорочка в холодильнике слишком долго, и к тому же ей не терпится познакомиться с камбузом. Мне было предложено вооружиться журналом, или чем-нибудь в этом роде, и отдыхать в рубке. Правда, несколько минут спустя Зигги появилась вновь.

– Я обнаружила в камбузе бутылку вермута. Как ты смотришь на водку-мартини?

– Именно для этого и предназначен вермут. Если составишь компанию, разумеется.

В результате мы расположились на мягком красном сидении в уютной рубке, с сыром и крекерами на маленьком тиковом столике. Подняли наполненные мартини бокалы - точнее говоря, не слишком изысканные пластмассовые стаканчики, доставшиеся нам вместе с яхтой - и выпили за удачный день, за многообещающее начало путешествия - на юг. Пришлось опустить занавеси на окнах. Жаль было пропускать закат, но я не в силах расслабиться в освещенном помещении, когда в сгустившейся снаружи темноте вполне могли притаиться люди, настроенные не слишком дружелюбно. К тому же в занавешенной рубке возникала довольно приятная атмосфера уединения. Я пригубил свой мартини и решил, что Зигги слегка переборщила с вермутом, однако, покорный слуга не слишком привередлив в подобных вещах, и уж, конечно, ни за что не стал бы об этом упоминать.

– Чем же я не вышел, Зигги?

Девушка удивленно нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду? Я пока не жаловалась.

– Не ты. Я говорю о тех мерзавцах. По их милости я чувствую себя, как барышня, оставшаяся без кавалера.

– Без кавалера?

– Обойденная вниманием. Никто не пытается меня убить. У меня что, изо рта дурно пахнет?
– Она изумленно раскрыла глаза. Я улыбнулся и продолжал: - Суди сама. Парень по фамилии Фанчер вышел на этой яхте из Флориды и на полпути сюда скоропостижно скончался. Девица по фамилии Гвилд всего лишь провела пару дней на борту и поплатилась расшибленной головой. Некий Джесперсон едва успел обосноваться на этой посудине, как поневоле узнал, что дышать водой далеко не столь приятно, сколь воздухом. Я достаточно ясно излагаю?

Зигги поморщилась.

– Не слишком деликатно, но достаточно ясно.

– Прекрасно. Но вот появляется некий Хелм, который проводит на борту заколдованной яхты целых два месяца, изо всех сил изображает из себя легкую добычу, да еще и никудышного моряка - правда, последнего и изображать-то не надо - и никто, повторяю, никто - не проявляет к нему ни малейшего интереса. Вполне достаточно, чтобы у человека начал развиваться комплекс неполноценности. Так что же у этих троих было такого, чего нет у меня, из-за чего никто не пытается меня убить?

– Возможно, стоило бы спросить наоборот, - после минутного размышления сказала Зигги.
– Возможно, это у них не было того, что есть у тебя.

– Например?
– полюбопытствовал я.

– Оружия?

Зигги поместила окорочка в духовку и вернулась в рубку. За все время пребывания на борту яхты я ни разу не воспользовался упомянутым приспособлением, поскольку мои кулинарные способности ограничиваются умением использовать кастрюлю. Зигги присела рядом со мной, взяла свой стаканчик мартини.

– Мне сказали, что за тобой закрепилась репутация чрезвычайно опасного человека, в частности, меткого стрелка, - сказала она.

Я такая же открытая мишень, как и любой другой, отозвался я.

– Мишень, умеющая обороняться? В такую мишень не так то просто попасть.
– Зигги улыбнулась.
– Меня предупреждали, что ты, по сравнению с маменькиными сынками, играющими в обеспечение безопасности побережья, находишься, так сказать, в другом разряде.

– А, вот во что вы играете!

Она быстро встряхнула головой: