Похоже, Маджори и не слышала меня.

— Ты дотрагивался до часов? — спросила она.

Я взглянул вниз на циферблат.

— Нет, конечно, не дотрагивался. Я просто забрался посмотреть на них. Со времени моего детства они сильно изменились.

Почему-то я тогда не решился сказать ей, что я прикоснулся руками к ним: что-то странное и угрожающее было в тоне Маджори, когда она спрашивала меня об этом.

— Да, — спокойно и твердо произнесла она. — Они изменились.

Я ждал, что она пояснит хоть что-нибудь, но она молчала. Она стояла спокойно, без движения, холодно смотря мне в глаза, и если это не было безмолвное приказание удалиться, то что же это, черт возьми, еще могло значить?

— Маджори, — серьезно начал я. — Здесь творится что-то неладное, и я хочу помочь тебе. Я прошу рассказать обо всем. Обо всей этой чертовщине.

— Чертовщине? — спокойно переспросила она. — Нет никакой чертовщины. Перестань беспокоиться, Гарри, у меня все в порядке. Все идет так, как и должно быть.

Я потянулся за сигаретой. Напряженные ситуации всегда заставляют меня усиленно дымить. Я прикрыл зажигалку от ветра и закурил. Сделав несколько затяжек, попытался· возобновить разговор:

— Маджори! Мне думается, здесь был кто-то еще прошлой ночью. Помимо мисс Джонсон. Мужчина или женщина, одетая в халат с капюшоном.

Маджори оглянулась и посмотрела назад, в сторону дома. На крыше башни повизгивал и поскрипывал флюгер, указывая на запад.

— Неужели, Гарри? — загадочно сказала она. — Очень мило.

— Мило? Маджори, я этого вообще не понимаю. Какой-то тип разгуливает вокруг твоего дома, и все, что ты можешь сказать до этому поводу, — «очень мило». Кто он, Маджори? Что, здесь происходит?

Маджори развернулась и зашагала к Зимнему Порту. Она шла так быстро, что я с трудом нагнал ее на полпути.

— Маджори, я не смогу тебе помочь, если не узнаю всей правды. Ты понимаешь меня?

— Мы все счастливы Гарри, — повторила она ровным, невыразительным голосом. — Счастливы, как жаворонки, Гарри. Как жаворонки.

— Маджори, пожалуйста, ну смилуйся.

Но она продолжала идти к кирпичным ступеням у гравиевой дорожки. Я потянулся рукой к ее рукаву, но не смог схватиться за него. Как будто это был простой мираж. Последнее, что я увидел, — это как Маджори бесшумно прошла по гравиевой дорожке и исчезла в доме. Все случилось так быстро, что я даже не успел опомниться и сообразить, что же происходит.

Я подбежал к парадной двери и позвонил. Затем еще раз, потом постучал кулаком и закричал:

— Маджори! Маджори! Я должен с тобой поговорить, Маджори!

Никакого ответа.

Тут вернулась Анна со стороны гаража.

— Машина на месте, — сказала она. — Думаю, они спят как убитые. Ты звал меня?

Я схватился руками за голову:

— Нет, черт возьми, я звал Маджори. Я был на лужайке с той стороны, и тут она появилась. Потом неожиданно скрылась в доме и теперь не хочет открывать дверь.

— Ты уверен? — спросила Анна, хмурясь. — Что-то это все странно.

— Уверен? — сердито сказал я. — А то нет! Слава богу, я ее знаю уже тридцать лет. Кто же это мог еще быть?

Мы отошли немного назад и посмотрели на окна, не выглядывает ли кто из них на улицу. Шторы были опущены, никаких признаков жизни.

— Может быть, сломаем дверь? — предложила Анна. — Вдруг с ними что-то стряслось?

Я фыркнул:

— А может, они стали подпольными большевиками?

Анна взяла меня за руку.

— Гарри, — проговорила она. — Ты прекрасно знаешь, что здесь не все ладно. Я думаю, ты должен попытаться это выяснить. Ведь вполне возможно, что джинн сделал с ней то же, что и с Максом.

Я подошел к кирпичным ступенькам и присел. Анна стояла позади, несколько мгновений мы размышляли каждый о своем.

— Я не знаю, — наконец прервал я тишину. — Я не знаю, где начинается и где заканчивается моя ответственность. Она сказала, что они счастливы, как жаворонки. Они все счастливы, как жаворонки.

— Все? — спросила Анна. — Маджори, мисс Джонсон и кто еще?

— О, не спрашивай меня. Мне начинает казаться, что мы раздуваем из мухи слона.