— Хорошо, — согласился я. — Я начинаю.

Я опустился на колени, закрыл один глаз и посмотрел на отверстия в палочке. И обнаружил любопытную вещь: несмотря на то, что дырочки были в разных местах, под определенным углом они сливались в одно отверстие. Я подвигал головой вокруг палочки, пока не получил устойчивое изображение.

— Ну, что видишь? — спросила Анна.

— Отверстие.

— Да, но ты посмотри сквозь него.

Я опять занялся разглядыванием и сфокусировал свой взгляд сквозь необычное отверстие. Я не увидел ничего, кроме белого света, потом догадался, что это отражение облаков в стеклах окон. Я слегка отвел голову в сторону и обнаружил, что ночные часы были сфокусированы на готической башне Зимнего Порта.

— Башня? — спросила Анна.

— Да, — ответил я.

— Так я и думала. Видимо, сейчас самое время отправиться к профессору Кволту и расспросить его..

Я пожал плечами:

— Ладно, раз ты хочешь. Но если эти часы так опасны, почему бы нам их сейчас не разнести на кусочки?

— Нет, — сказала Анна. — Вполне возможно, что влиянию часов подвержены как злые духи, так и обычные, невинные люди. Часы привязывают к себе людей крепче, чем ребенок привязан пуповиной к матери. Если ты испытал на себе влияние часов, тогда твое духовное выживание целиком зависит от них.

— Ну, раз уж ты такая просвещенная в этих вопросах, то мы их оставим в покое, — сказал я. — Хотя у меня большое желание разбомбить их от греха подальше, и дело с концом.

Взглянув еще раз через дырочки, я заметил легкое шевеление в окне. Посмотрел еще раз, и был готов поклясться, что видел слабые очертания чьей-то фигуры за окнами.

— Анна, — начал было я, но тут тень исчезла, и не осталось ничего, только безмолвный дом и надоедливый флюгер, который скрипел, как зубная боль.

Нам пришлось потратить целый день, чтобы найти профессора Кволта. Сначала заехали в его старый, ветхий дом в пригороде Нью-Бедфорда, но горничная сказала, что около половины восьмого профессор ушел, захватив с собой бутерброд-пиццу. Обычно в это время он отправляется на пляж, сказала она, и пишет там что-то. Но, к сожалению, горничная не знала, какой именно пляж предпочитает профессор. Мы направились обратно к своей машине.

Объехав семь пляжей, на последнем заметили расписанный яркими красками зонтик среди поросших травой дюн. Здесь мы и обнаружили профессора Кволта. Это был мускулистый средних лет мужчина с волосатым загорелым телом образованной гориллы. Тень от зонтика не закрывала его, и отец науки жарился немилосердно. В одной руке мирового светила была выпитая наполовину баночка пива; из транзистора неслись бодрящие ритмы рок-н-ролла. На носу профессора поблескивали зеркальные солнцезащитные очки, на нем были плавки на завязке и кустарные (не иначе!), тяжелые деревянные сандалии, купленные где-нибудь в Кей-Весте.

Анна села на песок и выключила радио. Какое-то время профессор Кволт не подавал признаков жизни, но потом его нос вдруг подозрительно зашевелился, он открыл глаза и сел.

— Анна Модена, — сказал он неуверенным, но глубоким, хорошо поставленным голосом. — Господи, каким ветром занесло сюда такую очаровательную девушку? А я тут, прошу извинить, как раз на середине…

— Научной монографии? — спросила Анна с легким сарказмом.

Кволт засмеялся. Его сердечный смех почему-то напомнил мне подвыпившего забулдыгу, также чистосердечно смеющегося по поводу и без повода. Он уселся поудобнее, пригласил нас присесть рядом на покрывало.

— Пива не хотите? — вопрос был обращен ко мне.

Я подумал, что профессор Кволт — вовсе не такой уж ученый зануда, каким я его себе представлял.

Он полез в бутербродницу размером с большую корзину, достал· пару баночек «Старого Милуоки», несколько галет и польскую салями.

— Эх, и почему я в школе плохо учился, — шутливо сказал я. — Поступил бы в колледж, стал бы профессором и попивал бы пиво на пляже.

Анна строго посмотрела на меня и выразительно нахмурила брови, но профессор счел мое замечание забавным. Он откупорил банку пива и несколькими большими глотками осушил ее.

— Да вот ведь, — сказал Кволт, вытирая рот тыльной стороной ладони, — не всем удается служить, как нормальным: людям, и тогда они ищут приют для бездельников — место в кабинете профессора.

Анна игриво посмотрела на меня:

— Он разыгрывает тебя, Гарри. Профессор Кволт один из самых трудолюбивых, любознательных, блестящих и признанных академиков, которых ты когда-нибудь видел.

Кволт рассмеялся:

— Чего не скажешь об остальных, да?

Какое-то время мы сидели молча, затем Анна тихо проговорила:

— Профессор, у нас к вам дело. Нам нужен ваш совет.

— Конечно. С удовольствием, если только вы не собираетесь просить меня перевести двести страниц оригинальных персидских стихов шестнадцатого века, как мне предложил однажды любезный профессор Джаминский.

— И что вы ему ответили? — поинтересовался я.

Кволт пожал плечами:

— Я просто сказал, что в результате перевода пострадают две важные вещи: стихи и я.

— Я обнаружила ночные часы, — без всякого предупреждения выпалила Анна.