Шрифт:
Гумилев не только в стихах был поэтом действенного волевого усилия. Африка была мечтой достижимой. И он за ней отправился, даже не поставив в известность о поездке родителей. Затем, в 1909–1910 годах, он уже из России опять уехал в Африку (в Абиссинию) в составе русской экспедиции. После поездки в Италию в 1912 году он снова в Африке — уже начальником новой академической экспедиции. Интерес становится устойчивым и разнообразным, а следующий сборник, называвшийся «Чужое небо» (1912), заключили «Абиссинские песни». Есть еще особенность Гумилева как русского поэта, проявившаяся в этих «абиссинских» стихах. И в ранних и в более поздних стихах, созидавших романтическую мечту, мечта эта и жажда ее и способность к ней не только примета и свойство романтического героя, избранного. Мечта есть то, что разлито в мире, чем, может быть, одержим каждый. Стихов, прямо об этом говорящих, немного, но они есть, свидетельствуя о незамкнутости мира гумилевского романтического героя, казалось бы, столь исключительного. Потому-то, когда поэт писал об Африке, сам угол зрения оказался необычным. Абиссинские стихи стали не стихами об абиссинцах, а, так сказать, стихами абиссинцев (воина, невольника, любовника...), довольно условных, конечно, но все же не бесплотных. Гумилев-поэт в своих стихах об Африке, оставаясь романтиком и мечтателем, был уже и профессионалом-исследователем — этнографом, археологом, фольклористом. Все это с еще большей силой проявилось и в позднейших, вплоть до самых последних, «африканских» стихах Гумилева. Но Африка для Гумилева оказалась не просто одной из тем и сказалась не только в стихах собственно о ней самой. Привычное уже устремление к необычному и экзотическому находило опору в самой жизни: появлялась особая свежесть восприятия ее, определялся вход к основному, первичному, первобытному — и уже не только в «африканских» стихах. Так формировались посылки к тому поэтическому движению, которое получило название «акмеизм» (другое название — «адамизм») и которое прежде всего было представлено самим Гумилевым, к тому же и теоретически его обосновавшем. Оно объединило некоторых в будущем больших поэтов (А. Ахматова, О. Мандельштам). Объединило их тогда желание после во многом обращенного к туманностям иных миров символизма заново обрести свежесть и первозданность мира, его живых красок, зримых и устойчивых форм, возродить вкус к жизни как она есть. В стихах зрелого Гумилева это проявилось очень ощутимо. Мир поэзии Гумилева продолжал оставаться романтическим, несовременным (миром древнего воина, средневекового путешественника, поэта Возрождения), но в самом романтизме он уже получал плоть, обретал зримые формы. Одной из вдохновляющих Гумилева вдохновенных идей было желание установить связь времен, панорамировать человеческую историю и географию, где — и Восток, и Запад, и прошлое, и будущее. За выпадением или ослаблением двух звеньев: России и настоящего. Потому-то, оказавшись в обстановке действительно экстремальной (первая мировая война, фронт), поэт Гумилев и человек Гумилев решительно разошлись. У поэта не хватило ни смелости, ни интереса посмотреть в глаза жизни, в то время как человек мужественно смотрел в глаза смерти. Военные стихи Гумилева, может быть, бледнее иного им написанного (к тому же их немного). Военные дела офицера Гумилева еще одно подтверждение его силы воли и героизма: два Георгия (солдатских!).
Гумилев не стал бы тем оригинальным русским поэтом, каким он стал, если бы не уходил в своем творчестве от непосредственно социальной и национальной традиции. Но потому же картина его поэтического бытия оказывалась неполной. И поэт это ощущал. И чем дальше, тем больше:
И понял, что я заблудился навеки В слепых переходах пространств и времен, А где-то струятся родимые реки, К которым мне путь навсегда запрещен.И все же в целом ряде поздних стихов поэта мы видим, как Россия опять берет «свое». Появляются невиданные прежде темы и мотивы («Андрей Рублев», «Детство», «Городок», «Мужик»). Возможно, их-то и не хватало для процесса рождения того «шестого чувства» (так и названо одно стихотворение) постижения мира, предощущением которого мучился, и которое предрекает поэт, и которое тоже, наверное, ориентировало бы в слепых переходах пространств и времен.
Перед тем как Андре Шенье снесли голову, он сказал: «В этой голове кое-что было». Поздние стихи Гумилева, мучившегося в пору мучительного рождения нового мира ощущением рождения нового, «шестого» человеческого чувства, которое помогло бы стихи — фрагменты античного, средневекового, восточного, китайского, русского мира сложить в грандиозную картину бытия и осмыслить связь времен и пространств, свидетельствуют, что в голове их создателя «кое-что было». И, может быть, «Заблудившийся трамвай», как значимо и символично назвал поэт одно из лучших своих произведений последних лет, нашел бы свои пути-рельсы. Пока же в нашем сознании Николай Гумилев более всего остался таким, каким представил себя сам в стихотворении «Мои читатели»:
Я не оскорбляю их неврастенией, Не унижаю душевной теплотой, Не надоедаю многозначительными намеками На содержимое выеденного яйца, Но когда вокруг свищут пули, Когда волны ломают борта, Я учу их, как не бояться, Не бояться и делать, что надо.Николай Скатов. От редакции
Настоящее полное издание сочинений и писем Николая Степановича Гумилева — итог многолетнего изучения творческого наследия поэта. Вехами на этом пути явились четырехтомное Собрание сочинений под редакцией Г. П. Струве и Б. А. Филиппова (Вашингтон, 1962–1968), том «Стихотворений и поэм» в Большой серии «Библиотеки поэта» под редакцией М. Д. Эльзона (Л., 1988) и три тома «Сочинений», подготовленные Н. А. Богомоловым, Р. Л. Щербаковым, Е. Е. Степановым, Р. Д. Тименчиком (М., 1991). Многочисленные ценные материалы, дополняющие указанные издания, содержатся в публикациях, статьях и книгах М. Баскера, Н. А. Богомолова, В. В. Бронгулеева, В. Н. Вороновича, Ш. Грэм, Ю. В. Зобнина, А. В. Лаврова, В. К. Лукницкой, В. П. Петрановского, А. К. Станюковича, Г. П. Струве, Р. Д. Тименчика, М. Д. Эльзона, а также в сборниках материалов научных конференций «Гумилевские чтения» (Вена, 1984), «Николай Гумилев: 1886–1986» (Беркли, 1986), «Н. Гумилев и русский Парнас» (Л., 1991), «Гумилевские чтения» (СПб., 1996) и в обширном томе «Николай Гумилев. Исследования. Материалы. Библиография», вышедшем под редакцией М. Д. Эльзона и Н. А. Грозновой в 1994 году.
Рукописи Гумилева рассредоточены по различным государственным и частным собраниям. Среди первых нужно прежде всего назвать Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ; Москва), Российскую государственную библиотеку (РГБ; Москва), Институт русской литературы (Пушкинский дом) Российской Академии Наук (ИРЛИ; Санкт-Петербург), а также Гуверовский институт (Стэнфорд, США). Среди частных собраний особо выделяется коллекция И. В. Платоновой-Лозинской (Санкт-Петербург). Следует также отметить собрания Н. Г. Князевой-Лесман (Санкт-Петербург) и А. К. Станюковича (Москва). Крупнейшее частное собрание рукописей и материалов, посвященных Гумилеву, — собрание П. Н. Лукницкого — в 1997 году передано В. К. и С. П. Лукницкими в Институт русской литературы. Разнородные гумилевские материалы (автографы произведений, письма, деловые заметки, документы и т. д.) находятся также в Российской национальной библиотеке (РНБ; Санкт-Петербург), Центральном государственном военно-историческом архиве (ЦГВИА; Москва), Центральном государственном историческом архиве Петербурга (ЦГИАП).
Полное собрание сочинений и писем Н. С. Гумилева в 10 томах, издаваемое ныне Институтом русской литературы (Пушкинский дом) Российской Академии Наук, является сводом всех известных к настоящему времени произведений поэта. В издании приводятся в полном объеме первоначальные редакции художественных произведений, дается исчерпывающий свод вариантов — по черновым, промежуточным и беловым рукописям, корректурам, спискам, печатным источникам. В издание входят также все сохранившиеся административно-юридические документы, относящиеся к жизни Гумилева, важнейшие иконографические материалы, библиография изданий произведений поэта и литературы о нем.
В состав издания входят следующие материалы:
Тома 1–4. Стихотворения и поэмы.
Том 5. Художественная проза.
Том 6. Драматургия.
Том 7. Переводы.
Том 8. Литературно-критические статьи.
Том 9. Письма, инскрипты, рабочие и деловые записи.
Том 10. Административно-юридические документы. Библиография.
В томах 1–9 материал расположен в следующем общем порядке: полный свод стихотворных или прозаических текстов; другие редакции и варианты; комментарии. Принципы функционирования справочного аппарата особо оговариваются в специальных заметках, открывающих каждый раздел.