Шрифт:
*
В лесу, где часто по кустам Резвились юные дриады, Стоял безмолвно-строгий храм, Маня покоем колоннады. И белый мрамор говорил О царстве Вечного Молчанья И о полете гордых крыл, Неверно-тяжких, как рыданье. А над высоким алтарем В часы полуночных видений Сходились, тихие, вдвоем Две золотые девы-тени. В объятьях ночи голубой, Как розы радости мгновенны, Они шептались меж собой О тайнах Бога и вселенной. Но миг, и шепот замолкал, Как звуки тихого аккорда, И белый мрамор вновь сверкал Один, задумчиво и гордо. И иногда, когда с небес Слетит вечерняя прохлада, Покинув луг, цветы и лес, Шалила юная дриада. Входила тихо, вся дрожа, Залита сумраком багряным, Свой белый пальчик приложа К устам душистым и румяным. На пол, горячий от луча, Бросала пурпурную розу И убегала, хохоча, Любя свою земную грезу. Ее влечет ее стезя Лесного, радостного пенья, А в этом храме быть нельзя Детям греха и наслажденья. И долго роза на полу Горела пурпурным сияньем И наполняла полумглу Сребристо-горестным рыданьем. Когда же мир, восстав от сна, Сверкал улыбкою кристалла, Она, печальна и одна, В безмолвном храме умирала. *
Когда ж вечерняя заря На темном небе угасает И на ступени алтаря Последний алый луч бросает, Пред ним склоняется одна, Одна, желавшая напева Или печальная жена, Или обманутая дева. Кто знает мрак души людской, Ее восторги и печали? Они эмалью голубой От нас закрытые скрижали. Кто объяснит нам, почему У той жены всегда печальной Глаза являют полутьму, Хотя и кроют отблеск дальний? Зачем высокое чело Дрожит морщинами сомненья И меж бровями залегло Веков тяжелое томленье? И улыбаются уста Зачем загадочно и зыбко? И страстно требует мечта, Чтоб этой не было улыбки? Зачем в ней столько тихих чар? Зачем в очах огонь пожара? Она для нас больной кошмар Иль правда, горестней кошмара. Зачем в отчаянья мечты, Она склонилась на ступени? Что надо ей от высоты И от воздушно-белой тени? Не знаем! Мрак ночной глубок, Мечта — пожар, мгновенья — стоны; Когда ж забрезжится восток Лучами жизни обновленной? *
Едва трепещет тишина, Смеясь эфирным синим волнам, Глядит печальная жена В молчанье строгом и безмолвном. Небес далеких синева Твердит неясные упреки, В ее душе зажглись слова И манят огненные строки. Они звенят, они поют Так заклинательно и строго: «Душе измученной приют В чертогах Радостного Бога; Но Дня Великого покров Не для твоих бессильных крылий, Ты вся пока во власти снов, Во власти тягостных усилий. Ночная, темная пора Тебе дарит свою усладу, И в ней живет твоя сестра — Беспечно-юная дриада. И ты еще так любишь смех Земного, алого покрова, И ты вплетаешь яркий грех В гирлянды неба голубого. Но если ты желаешь Дня И любишь лучшую отраду, Отдай объятиям огня Твою сестру, твою дриаду. И пусть она сгорит в тебе Могучим, радостным гореньем, Молясь всевидящей судьбе, Ее покорствуя веленьям. И будет твой услышан зов, Мольба не явится бесплодной, Уйдя от радости лесов, Ты будешь божески свободной». И душу те слова зажгли, Горели огненные стрелы, И алый свет, и свет земли Предстал, как свет воздушно-белый. *
Песня Дриады
Я люблю тебя, принц огня, Так восторженно, так маняще, Ты зовешь, ты зовешь меня Из лесной, полуночной чащи. Хоть в ней сны золотых цветов И рассказы подруг приветных, Но ты знаешь так много слов, Слов любовных и беззаветных. Как горит твой алый камзол, Как сверкают милые очи, Я покину родимый дол, Я уйду от лобзаний ночи. Так давно я ищу тебя, И ко мне ты стремишься тоже, Золотая звезда, любя, Из лучей нам постелет ложе. Ты возьмешь в объятья меня, И тебя, тебя обниму я, Я люблю тебя, принц огня, Я хочу и жду поцелуя. *
Цветы поют свой гимн лесной, Детям и ласточкам знакомый, И под развесистой сосной Танцуют маленькие гномы. Горит янтарная смола, Лесной дворец светло пылает, И голубая полумгла Вокруг, как бабочка, порхает. Жених, как радостный костер, Горит, могучий и прекрасный, Его сверкает гордый взор, Его камзол пылает красный. Цветы пурпурные звенят: «Давайте места, больше места, Она идет, краса дриад, Стыдливо-белая невеста». Она, прекрасна и тиха, Не внемля радостному пенью, Идет в объятья жениха В любовно-трепетном томленьи. От взора ласковых цветов Их скрыла алая завеса, Довольно песен, грез и снов Среди лазоревого леса. Он совершен, великий брак, Безумный крик всемирных оргий! Пускай леса оденет мрак, В них было счастье и восторги. *
Да, много, много было снов И струн восторженно звенящих Среди таинственных лесов, В их голубых, веселых чащах. Теперь открылися миры Жене божественно-надменной, Взамен угаснувшей сестры Она узнала сон вселенной. И, в солнца ткань облечена, Она великая святыня, Она не бледная жена, Но венценосная богиня. В эфире радостном блестя, Катятся волны мировые, А в храме Белое Дитя Творит святую литургию. И Белый Всадник кинул клик, Скача порывисто-безумно, Что миг настал, великий миг, Восторг предмирный и бездумный. Уж звон копыт затих вдали, Но вечно радостно мгновенье! ...И нет дриады, сна земли, Пред ярким часом пробужденья. 21. Сказка о королях
*
Так сказал один влюбленный В песни солнца, в счастье мира, Лучезарный, как колонны Просветленного эфира. Словом вещим, многодумным Пытку сердца успокоив, Но смеялись над безумным Стены старые покоев. Сумрак комнат издевался, Бледно-серый и угрюмый, Но другой король поднялся С новым словом, с новой думой. Его голос был так страстен, Столько снов жило во взоре, Он был трепетен и властен, Как стихающее море. Он сказал: «Индийских тканей Не постигнуты узоры, В них несдержанность желаний, Нам неведомые взоры. Бледный лотус под луною На болоте, мглой одетом, Дышит тайною одною С нашим цветом, с белым цветом. И в безумствах теокалли Что-то слышится иное, Жизнь без счастья, без печали И без бледного покоя. Кто узнает, что томится За пределом наших знаний И, как бледная царица, Ждет мучений и лобзаний».