Он помолчал, потом произнес:

— Таких, как ты, надо держать на поводке. Слишком много власти.

Теперь молчал я.

Вероятно, он понял, как это прозвучало. Потому что решил все же расшифровать свое вполне однозначное послание.

— При полном наборе силы, Аметист, ты — угроза. Чрезмерно высокий градус… опасности. Сначала я контролировал тебя, потом Тайгер. И я планировал никогда не отпускать тебя в свободное плавание. Мне кое-что известно о твоем даре… Прости. Но такую власть над собой никто тебе не даст.

Психология танатоса, которая мне хорошо знакома. Он всегда считал: поводок должен быть надет на другого. А сам Феликс знает, что делать со своей свободой. Остальные, в том числе я — нет. И либо он сам будет держать за ошейник. Либо хоть кто-то должен этот ошейник на меня надеть.

…Сначала я был ограничен влиянием учителя, потом перековкой, теперь частичным освобождением моего дэймоса.

Феликс оценивал гипотетическую угрозу, исходящую от меня, как реальную. Уже свершившуюся. Практически как нападение. И не видит никаких других вариантов вообще.

Мелькнула ассоциация… Мышление военных. Они всегда начинают защищаться до того, как угроза реализована и ее последствия невозможно исправить. Всегда нападают, если есть всего лишь перспектива опасности. Потому что, для них, следующий шаг врага — «свершившийся» факт.

Он мыслит, как воин. Это мне понятно.

История его жизни, специфика дара, его предназначение по рождению — все эти объяснения… правда. Однако, они — лишь фон… на котором происходят реально затрагивающие меня вещи.

Я чувствую себя оскорбленным. Это понятно тоже.

Должен ли я быть, одновременно, благодарен, что он не отказывает мне в том, чтобы отвечать честно?

Феликс поднялся.

— Идем.

Выйдя из кабинета, танатос закрыл дверь и, спускаясь по лестнице, произнес:

— Дэймос никогда не оставит свою жертву. Ты много раз убеждался в этом.

— Да. Последний — на Мороке. Впрочем, и Альбинос угодил в ту же ловушку.

— Азарт, кураж, неутоленная жажда крови. — Учитель остановился на пороге нашей с Хэл комнаты для занятий, постоял и пошел в спальню Нестора.

Я вспомнил невольно, как моя ученица не смогла спать там в первый вечер, ей было страшно, душно и муторно. Не исключено, что Феликс сам через сон выставил ее оттуда.

Хотелось спросить, испытывал ли он подобный азарт, но я сам же себе ответил на этот вопрос. Однозначно да, и настолько сильный, что решил умереть, чтобы достать своего врага.

— В отличие от большинства дэймосов, я умею ждать, — сказал Феликс, садясь на старый, скрипучий диван. Взял из моей руки пуговицу Герарда, которую я подготовил для него, и велел: — Вези Адриана. Я вас встречу.

Прежде чем отправляться в Полис, я прихватил с собой бутылку красного вина. И это был не подарок хозяевам, ждущим гостя к обеду, в моем случае к чрезвычайно позднему ужину. Во-первых, меня не ждали, более того, вряд ли хотели видеть. Во-вторых, этот презент мог стоить Адриану жизни. Хотя он об этом еще не знает…

Такси мчалось по темному шоссе, его обгоняли другие машины или ехали рядом. В металлических капсулах сидели люди. И совсем недавно я чувствовал себя одним из них. Но вот только что моя судьба двигалась по одной дороге, а теперь свернула в другую колею…

Я не обольщаюсь. Теперь я понимаю в полной мере: меня отдали как вещь. Потому что так было удобнее. И подходило к плану. Вроде бы спасали жизнь, но в итоге передали другому хозяину.

Злит ли меня осознание этого?

Уже нет.

Испытываю ли я страх?…о котором думал несколько часов назад. Я ведь говорил и о себе тоже.

Страх изменений? И глубоко запрятанный страх боли? Бояться боли рационально, ее не желает для себя ни одно разумное существо…

Мои размышления — попытка взять себя под контроль.

Попытка осознать свой страх. Найти, ту самую, его причину.

И вот какой результат поиска: я теперь недоперекован, опять изменен — это значит, в моей жизни тоже должны начать происходить изменения. И я не представляю, какие. Феликс вернулся, но я не знаю, как к этому относиться.

С одной стороны, Полису угрожает опасность и от таких союзников не отказываются.

Очень большая мощь.

Очень большие знания.

С другой стороны, он — это риск разрушить мою, уже устоявшуюся, жизнь.…Нет, не риск. Он — и есть разрушение.