Рома с большим усилием прекратил поцелуй и, чувствуя, как тяжело поднимается грудь Насти, задал ей всего один вопрос:

— Сколько у нас ещё времени?

— Где-то около часа. — Лёгкая догадка проскочила в её голове, заставив засиять игривой улыбкой.

И сиянье это стало ещё ярче, когда голос любимого мужчины — такой приятный, бархатный — защекотал кожу на мочке уха.

— Видишь вон ту кафешку? — Он указал на освещаемую сотнями огней улицу, что казалась ещё более волшебной под ночным питерским небом чем обычно. И этот город, влюбляющий в свои красоты туристов со всего мира, также известен тем, что где бы ты ни был, в какую бы подворотню тебя не занесло, рядом всегда окажется хоть и не большая, но кафешка. И в каждой из них обязан быть туалет. Плевать на то, что персоналу не очень нравятся те, кто заглядывает к ним исключительно ради того, чтобы справить нужду.

Ну, или не только нужду.

— Вижу, — первый этаж одного из зданий покрывали разноцветные гирлянды, хоть все календари в один голос говорили, что на дворе лето и только-только начался июль. Но местные жители знали, что огоньки этих разноцветных светлячков висят здесь круглый год, создавая у прохожих новогоднее настроение даже в самые жаркие дни. Огромная гирлянда подобно мирно сидящей змее облепила собой стену жилого дома, аккуратно, чётким контуром обвив название заведения.

Облизнув и без того влажные губы, Настя произнесла его:

— «Дед Засос», — и сама засмеялась, как только услышала, что сказала. Смех вырвался из её груди мощным взрывом, и чтобы хоть как-то сдержать его, она прижалась к Роме, не в силах справиться с трясущим её весельем. — Господи, это ж надо было такое название придумать! Дед, мать его, засос! Это вам… — Она уткнулась Роме в грудь, чувствуя, как смеётся уже он сам. Что ж, её смех был чертовски заразительным. — Это вам не какой-нибудь Дед Мороз! Это… Ой, погоди, дай успокоюсь! Сейчас… — Её дыхание стало выравниваться, но чёрт бы побрал тебя, Рома! Как только их взгляды встретились, что-то толкнуло Настю и заставило засмеяться вновь — в весь голос, который так и подманивал прохожих отвлечься и повернуть головы в сторону искреннего женского смеха.

— Хватит на меня так смотреть! Ты меня смешишь!

— Я просто смотрю на тебя как на сумасшедшую.

— Сам ты сумасш… — Её глаза резко закрылись, подбородок взмыл в небеса, голова откинулась назад, а рот и вовсе раскрылся чуть ли не на максимум. Настя сделала пару шагов назад, но упёрлась попой в заборчик и остановилась. Ладони взметнулись к лицу со скоростью света и всё же опоздали.

Рома увидел то, что не пожелаешь увидеть ни одному молодому человеку на протяжении всей жизни — лицо своей девушки во время чиха. О Боги… Лучше б на ужастик сходил. Сотни морщин прорезали лицо жёсткими линиями, а нос испуганно съёжился, притворившись пятачком милой свинюшки. Глаза оставались закрытыми, позволяя Роме одному лицезреть сей приятный процесс. Самый его апогей наступил тогда, когда губы Насти плюхнулись друг на друга, а в ноздрях взорвалась мощная водяная бомба, выбросив все сопли наружу. Одна из них — безумно гигантская и летящая со скоростью пули — прилипла на рубашку Ромы, прямо под мышцами левой груди.

И как только он почувствовал что-то холодное на своей коже сквозь ткань рубашки, он посмотрел вниз, наткнувшись на огромную ухмыляющуюся соплю.

— Нифига себе! Это за что меня так? — Настя до сих пор приходила в себя, вытирая с уголков рта вылетевшие слюни. — Тебя аж саму шандарахнуло. Охренеть ты пушка конечно!

Только сейчас она взглянула на него и еле смогла подавить в себе смех, но всё же краткая раздула её щёчки, а глаза выпучились на краснеющем от стыда лице. Они смотрели на ошалевшее лицо молодого юноши и соплюху-гиганта, которая, судя по всему, была чертовски довольна тем, где находится.

— Ой, — чувство вины и безудержанное веселье перемешались в сумасшедшем миксе, так что Настя не знала что делать: смеяться или просить прощения.

Поэтому она сделала и то, и другое.

— Прости, — её грудь, обтянутая футболкой, всё время поднималась и опускалась, выпуская из лёгких тёплый воздух вперемешку со смехом. — Прости, пожалуйста. Я не хотела, честно. Просто…

— Просто кто-то решил обрызгать меня соплями, ага! — Настя засмеялась ещё сильнее и уже собралась прижаться к Роме, чтобы утопить свой смех в его аромате мужского парфюма, но тут же вспомнила про подарок, который она любезно оставила на его рубашке.

Шальная улыбка смогла вырваться на свободу и засиять на её лице. Лёгкое дуновение стыда заставило губы чуть напрячься, но уголки рта всё так же были подняты вверх, образовывая на щёчках такие милые, чертовски привлекательные ямочки.

Настя вплотную приблизилась к Роме, и как только сотрясающие живот смешинки стали растворяться в воздухе, она поднесла палец к своему творению и дотронулась до него. Поджала губы и резко отдёрнула руку, будто только что обожглась об горячую сталь. Её улыбка продолжала сиять под смеющимися глазами, и даже в свете уличных фонарей Рома заметил, как мягенькие щёчки залились краской, а взгляд опустился вниз, уставившись на землю.

— Я не могу её убрать. Она…противная.

— Ну нифига себе! То есть ты выстрелила в меня дробью, а теперь ещё говоришь, что не можешь поднять собственный заряд? Охренеть конечно… — Он достал платок из кармана джинсов и, расправив его, упоминал с рубашки напоминание Насти о том, что она безумно любит своего мужчину, после чего выкинул платок в ближайшую урну и вновь посмотрел в залитые стыдом серо-голубые глаза.

— Теперь на свидания с тобой я буду надевать бронированный костюм, а то так ты мне и голову снесёшь! — Уголки её губ снова потянулись вверх, не в силах сопротивляться безумно заразной улыбке Ромы. — Я ей, значит, подарочки тут, цветочки ношу, а она в меня соплями кидается! Вот это женщина так женщина! Слушай, а ты раньше миномётчиком не работала? Если работала, то тогда мне жаль твоих врагов. Они ж, бедные, захлебнулись поди. Божечки! — Его глаза широко раскрылись. — У тебя ж нет лицензии на оружие! Ты понимаешь, что если тебя поймают с твоим носом, то сразу же в обезьяник запрут, и будешь обрызгивать всех уже там, а не здесь.