Слишком хорошее место у тебя, папаша. Я бы лучше отвёз тебя на помойку.

С любовью, твой сын.

Воздух был свеж и приятен. Он проникал в лёгкие и наполнял их ароматом лета, пока откуда-то издалека доносился смех играющих детей. Облака не спеша плыли по голубому небу, держась друг с дружкой в обнимку. За спиной изредка проезжали машины, и Рома был уверен, что каждый водитель хоть чуть-чуть, но бросал взгляд на эту красоту. На этот спокойный пейзаж, так не подходящий похоронам.

Впрочем, плевать. Рома чувствовал себя превосходно — мигрень отпустила его ещё ночью. Всё, чего он сейчас желал, сводилось к пятидесяти миллилитрам виски и Насте. Насте в нижнем белье. Насте с безупречной улыбкой на лице. Насте с её упругими ягодицами и наивкуснейшей яичницей. Он хотел убраться отсюда как можно скорее и поспать с Настей, забыв об этой могиле навсегда. Разорвать её в памяти и зашвырнуть остатки в самые тёмные уголки сознания, где никогда не включают свет.

Свет лишь показывает нам то, чего мы не хотим видеть.

— Прошу, Лёшенька, прости меня! — Мать поднималась с земли, но очень медленно, будто хотела подольше послушать шёпот бывшего мужа. — Прости меня и Рому, грешных нас тварей! Мы извиняемся перед тобой, Лёшенька, любименький мой…

Рома чувствовал, как где-то глубоко-глубоко внутри него закипает злость. Он еле сдерживал себя, чтобы не наброситься на маму и с силой тряхнуть её, чтобы она перестала просить прощения у этого подонка. Подонка, который оставил их семью ради опиумной шлюхи и вернулся через двенадцать лет, услышав о наполненных деньгами карманах сына! И теперь он слушал извинения, которые ни разу не заслужил! Единственное, что должно даться ему по заслугам, так это десятый круг в жарком аду.

Трахай Алён и жри опиум, говнюк. Я ни черта не жалею, что убил тебя.

— Ты заслуживал любви больше, чем любой из нас. Ты ошибался, милый, да, но Бог ведь прощает тех, кто кается в своих грехах. И ты пришёл в наш дом покаяться в них. Прости Рому за невоспитанность, но он не слуга Сатаны, он просто настолько грешен, что не увидел в тебе и лучик света. Прости нас, милый, и покойся с миром.

Она окрестила могилу и, рыдая, поплелась к машине. Рома остался стоять над могилой, со сжатыми в карманах кулаками. Наконец он вновь остался с отцом наедине. Их не окружали стены, рядом не было матери, и ни одна пара глаз не наблюдала за ними. Над закопанным под слоем земли отцом стоял смотрящий на него сын. Смотрящий через почву, прямо в чёртовы карие глаза. И он был искренне рад, что они больше никогда не увидят свет.

— Ты это заслужил. — Рома харкнул на могилу и вытащил руки из карманов. — Но я бы скормил тебя птицам. Хоть так ты принёс бы кому-нибудь пользу.

Он уже развернулся, чтобы направиться к «мерседесу», но замер, уставившись в одну точку.

Он смотрел на женщину в красном.

Около озера, под одним из деревьев стояла фигура стройной женщины. Зелёные листья частично укрывали её от чужих глаз, еле касаясь кончиками оголённых плеч. На ней было надето красное, даже алое платье, так отлично подчёркивающее переход от талии к крутым бёдрам. Женщина смотрела на озеро, и Рома видел дым, идущий от её головы. Левая рука опустилась и стряхнула пепел с сигареты, после чего вновь поднялась. Такой пейзаж завораживал: девушка в, судя по всему, дорогом наряде стоит на поляне, покуривая сигарету. Ей следовало находиться на каком-нибудь балу или театре, но никак не у спуска к озеру, протаптывая каблуками грязь.

И только сейчас Рома заметил, что обнажённые плечи тряслись.

Он быстро догнал маму у самого автомобиля и, подойдя к ней, сказал:

— Подожди меня немного. Я слегка задержусь. — Увидев, как она открывает рот, чтобы возразить, он тут же соврал: — С отцом хочу поговорить. Наедине.

Мать уставилась на него, после чего понимающе кивнула. Рома открыл машину, проследил, что пассажирское место заняли, и закрыл её. Положив ключи в карман, он направился к женщине в красном.

Он не знал, зачем идёт к ней. Не видел её лица, но почему-то всё равно знал, что глаза на этом лице ярко-зелёные. Его просто тянуло к этому силуэту. Ни одна фраза, с которой можно начать разговор, не вертелась в голове, а весь остальной мир побледнел, и только красный взвывал контрастностью. Рома отчего-то чувствовал, что знает эту женщину, хоть он и видел лишь её бёдра, попу, спину и ноги. В том, как она стояла, проглядывало что-то знакомое. Подобное чувство испытывают те, кто через много лет случайно встречает своего бывшего партнёра.

Рома подошёл к женщине и положил руку ей на плечо.

Она резко развернулась, и он ту же вспомнил это лицо.

На него смотрела пара заплаканных глаз, покрасневших от напряжения. Солнечный свет выловил в радужках яркую зелень, какая бывает лишь в середине лета. Приподнятые острые скулы грозно выпирали, будто предупреждали окружающих о характере владельца. Пухленькие алые губы чуть приоткрылись, а в лёгкие медленно втянулся аромат духов этой женщины — нежный привкус сладкой клубники, что ощущался на языке. На голове красовалась сплетённая коса цвета тёмного каштана, так что волосы не скрывали эстетичные ключицы и глубокое декольте, еле-еле прикрывающее половину внушительных грудей. Мгновение Рома не мог оторвать от них глаз (уж слишком они были хороши), но всё-таки поднял взгляд и вновь посмотрел на женщину.

Это была голливудская актриса. Звали её Анна Белая, и фильмы с этим именем собирали сотни миллионов долларов по всему миру. Эти зелёные глаза часто захаживали на экраны кинотеатров и покоряли сердца многочисленных фанатов. В коллекцию любимых Роминых фильмов входили и те, где снимала она, поэтому он узнал её силуэт сзади, вспомнив бёдра офицантки-шпиона. Страна по праву гордилась ей, ведь Анна Белая была из редкого числа отечественных актрис, кто смог пробиться в Голливуд. Большинство мальчишек передёргивали на её фотографии в школьных туалетах, а одинокие поэты восхищались непревзойдённой красотой, смотря очередной блокбастер. Имя Анны Белой, или же Анны Уайт, из года в год гремело по миру, и вот сейчас она стояла у озера недалеко от Петербурга, прямо перед Ромой, держа в руке всё ещё не докуренную сигарету.

Ей было тридцать семь лет.

— Простите, — он непонимающе смотрел в её глаза, будто ему задали какой-то очень сложный вопрос. — Вас же Анна зовут, так?

Женщина не спеша прошлась взглядом по его телу. Не спеша, от макушки до самых пяток. На секунду она задержалась на торсе, где сквозь рубашку просачивались очертания грудных мышц. Взгляд скользнул дальше, и только потом нарушилось молчание.

— Молодой человек, я сейчас не в том состоянии, чтобы фотографироваться или раздавать автографы. — Рома заметил, как с большим трудом она сдержала внутри себя всхлип, после чего вновь повернулась к озеру и затянулась. Опустив сигарету, выпустила дым через ноздри, продолжая смотреть на лёгкую рябь блестящей воды. Хоть этой женщине через пару лет и предстояло разменивать пятый десяток, на удивление она выглядела неприлично молодо и сексуально, перестав стареть после тридцати. — Идите куда шли. Дайте мне побыть одной.