– Проверь, будь добра.

Через пятнадцать минут она вернулась с еще более озадаченным видом.

– Они сказали продолжать.

– Черт побери, зачем?

– Не знаю, Мойше. Больше они ничего не сказали.

– В этом же нет смысла!

– Я думал, ты солдат, - сказал Ганс.
– Думал, ты привык выполнять приказы, не пытаясь понять.

– Я хотя бы знал, что человек, отдавший приказ, знает его смысл...

Ганс улыбнулся.

Человек, отдавший приказ, знал его смысл. Он еле слышал голос Клары:

– Давайте начинать. Мы уже выбились из графика.

Значит, здесь тоже есть бэкхартизм. А у него самого вид прирожденной пешки.

Как ни пытался он, но никак не мог понять, какой толк сейнерам его обучать на телетеха. Разве что он когда-нибудь вернется.

– Готовься, Мойше. То же упражнение, что в Первый день. На этот раз все должно быть спокойно. Мы не будем принимать энергию. Просто выходи и плавай. Постарайся открыться рыбам и почувствовать.

Ганс насадил шлем на голову бен-Раби. Теплый и ласковый, донесся голос Клары:

– Помни, Мойше: один щелчок правой для полной сенсорной депривации. Второй щелчок - контакт. Левый выключатель вверх - возврат. Будешь готов нажимай.

Сам не зная почему, он толкнул правый переключатель.

Его окружил комфорт полной сенсорной депривации, подобный материнскому чреву. Мойше отдался на его волю, уходя от боли и тягот реальности. Несколько раз он повторил какую-то мантру, пытаясь погрузить сознание в такую же нирвану, в которой было тело.

Это было славно. Здесь человек может отбросить щит, ослабить бдительность по отношению к миру. Здесь ничто его не тронет...

Не правда. Его спинной мозг, древний мозг, который миллиард лет назад выполз из моря на сушу Старой Земли, не мог вытерпеть полного отсутствия сигналов. У него началась клаустрофобия.

– Слишком долго держишь ПСД, Мойше, - за тысячу километров от него сказал голос Клары.
– Это не очень хорошо для сознания.

Он снова нажал на выключатель.

Вокруг него образовалось причудливо искаженное и раскрашенное пространство.

Он падал на молочно-белый шрам, оставленный каким-то жестоким богом на лице тьмы. Логика говорила ему, что это - Галактика, и выглядит она одновременно и резкой, и расплывчатой, поскольку его мозг пытается перевести нечто, видимое в гипере, в привычные образы.

Что же он на самом деле видел? Тахионное рассеяние? Бешеный танец глюонов, скрепляющих материю? Наиболее плотен этот шрам был возле галактического ядра, которое в нормальном пространстве было скрыто пылевыми облаками.

Мимо мелькнули длинные розовые полосы, как огонь рубиновых лазеров, сходящиеся к центру галактики. Барраж золотых трасс проскользнул вдоль внутреннего края розовых кругов. Акулы и звездные рыбы, скользящие вместе с траулерным флотом?

Он расширял зону своего внимания, пока не обнаружил несколько огней святого Эльма яйцеобразной формы с кометными хвостами - это были траулеры, перешедшие в гипер. Как он ни искал, но не видел даже следа Звездного Рубежа. Цитадель осталась позади. Ставка сейнеров не сыграла, эпизод был окончен. Флот Пейна летел к Верфям...

– Привет, человек-друг Мойше!

Бен-Раби с наплывом восторга узнал Головастика. Чувство было такое, будто он наконец-то дома, наконец-то там, где его место.

– Ты вернулся, человек-друг Мойше.

– Да. Я не думал, что так выйдет. Ты уцелел в битве, и я рад.

Ментальные пальцы звездной рыбы пробежали по его разуму, принося успокоение. Он не сопротивлялся. И с ощущением смеха пришли слова.

– Я тоже, человек-друг Мойше. Ты пришел учиться быть связующим?

– Да, наверное.

– Хорошо. Я учу. Я, звездная рыба Головастик, лучший учитель. Ты будешь лучшим связующим всех времен. Покажем Старейшинам. Мы начинаем. Ты изучаешь окружающую вселенную, пытаешься видеть и говоришь мне, что видишь.

Мойше так и сделал.

– Нет, не так. Видь все сразу. Забудь о глазах. Совсем забудь чувства плоти, дай вселенной всосаться в тебя, будь с ней одно. Забудь себя. Забудь все. Просто будь как центр Вселенной.

Это был первый урок, который надо было усвоить, и самый трудный из начальных уроков телетеха. Он доблестно пытался час за часом, но это было как заставить себя заснуть. Чем больше усилий, тем дальше от цели.

Издали его позвал голос:

– Мойше? Мойше! Пора выходить из контакта!

Он не хотел выходить. Быть снаружи, быть свободным - это оправдывало все, что он перенес. У Звездного Рубежа смерть стояла у него за плечом. Здесь, где не было угрозы, он был ближе к небесам, чем мог себе в жизни представить. Это был почти религиозный опыт, как первый выход в скафандре из корабля или первый оргазм.

Он заставил себя дать левой руке команду подняться.

Тут же впилась в сознание вся боль реальности, и он понял тех людей, что искали ложной нирваны, которую дают наркотики и религия.