– Что за чертовщина!
– выругался он на родном языке.- Как пропал?!

Катиб криво улыбнулся и осторожно посмотрел на своего повелителя.

– Как мог пропасть мой король?!
– еле ворочая языком в пересохшем рте, проговорил рыцарь на арабском.

Катиб аль-Исфахани развел руками и сказал:

– На ваших землях происходят странные явления. По нашим сведениям, его видели последний раз в каком-то деревенском духане, где он расплатился за кусок мяса золотом, будто за подкованного и оседланного жеребца. Потом он вышел и пропал... Это случилась на землях, принадлежащих правителю австрийских земель*.

– Чертовы швайны устроили ему ловушку!
– воскликнул рыцарь Джон.

Он грозно двинулся вперед, но вовремя опомнился и отступил на то места, где стоял.

– Мы тоже полагаем, что его заманили в ловушку, - с довольным видом кивнул катиб.- Ведь среди воинов, называющих себя "воинами Исы"*, были распри. Мы слышали, будто после взятия Акры малик Ричард осквернил австрийское знамя, первым появившееся на стенах крепости, сбросил его и водрузил свое, английское. Правда, иные утверждают, будто австрийское знамя уронили случайно, в суете... Но так или иначе, у австрийского малика появился повод для мести.

– Будьте уверены, они подстерегли его в лесу и налетели целой сворой, чертовы псы!
– взмахнул кулаком рыцарь Джон.
– Они упрятали короля в какую-нибудь свою грязную конуру! И теперь сами боятся, не знают, что делать.

– Что значит "не знают"?
– полюбопытствовал катиб.

– А что бы делал на следующий день один из ваших эмиров, если бы накануне поймал убежавшего в пустыню коня султана, лучшего коня?
– сказал рыцарь.
– Только не вернул его правителю в тот же час, а польстился на добычу. И спрятал коня в своей конюшне.

Султан улыбнулся, сделал знак катибу и задал рыцарю вопрос:

– Если бы ты получил свободу, кафир, что бы ты с ней сделал?

Сердце едва не выскочило из груди пленника. Новое предчувствие воодушевило его.

– Ринулся бы вызволять из беды моего короля!
– рявкнул он на весь дворец, и телохранители за занавесями схватились за сабли.

– Его еще надо найти, - заметил великий султан.

– В своей стране я выслеживал добычу в таких дремучих лесах, какие вам и не снились, - сказал пленник без тени хвастовства.

Тогда султан поднял руку и, указав на него перстом, рек:

– Твое слово, воин. Ты получишь оружие, деньги, коня и отправишься выполнять свое обещание. Ты найдешь своего малика, освободишь его. Сам или с помощью воинов, которых ты соберешь. Ты поможешь своему повелителю вернуть трон.

Рыцарь с трудом перевел дух. Пот крупными каплями побежал по его лицу, и у него даже потемнело в глазах.

– Клянусь, великий султан, - проговорил он, едва не задыхаясь, - что твое повеление для меня - глас Божий.

Султан нахмурился и, немного помолчав, продолжил:

– Твоя награда - твоя свобода, воин. Но у меня нет такого длинного поводка, чтобы его хватило на всю твою дорогу. Тебя не удержит ничто, кроме клятвы... Я помню очень знатных христиан, которые клялись мне своим крестом, а потом нарушали клятву.

– Я не могу отвечать за других, - выдавил из себя рыцарь.

– Верно, - кивнул султан.
– Но или ты станешь хозяином своей свободы, когда я отпущу тебя, или она станет твоим хозяином. В моей руке не останется ничего, кроме твоей чести. А есть старая и горькая курдская пословица: честь собакам бросили, собаки не съели.

– Какую клятву ты просишь от меня, султан?
– почувствовав на душе невыносимую тяжесть, спросил рыцарь.
– Какие слова будут порукой за мою честь?

– Присяга на верность мне, султану.....- сказал повелитель правоверных.
– Я не требую от тебя принять истинную веру, веру Пророка, да пребудет с ним вечно милость Аллаха. Только - присягу. Когда ты поможешь своему малику Ричарду, ты вернешься и я освобожу тебя от присяги и отпущу на все четыре стороны.

Беспорядочный вихрь мыслей закружился в голове воина-кафира.

Спасти своего короля! Можно ли вообразить подвиг благороднее этого? А к славе, дай Бог, от королевских щедрот прирастет и титул, узнав о котором, поперхнется вся родня. Но принести присягу на верность иноверцу! К тому же - прямому врагу короля! А вдруг здесь таится какая-нибудь коварная восточная хитрость? Да и не привык рыцарь Джон Фитц-Рауф бросаться присягами. Он расставил ноги пошире, а то его начало покачивать, как на корабле в бурю, и сказал:

– Султан! Твоя милость неизмерима. Но я уже один раз присягал. Королю иерусалимскому - Ги де Лузиньяну*.