Закончив это необычное погребение, мы решили покинуть это удобное для укрытия, но все же опасное место. В гроте нас могли застать врасплох, без труда перекрыв все пути.

Мы подозревали, что рус где-то украл добро, которое он приволок в грот, но ошиблись и, узнав, откуда все взялось, даже повинились перед оруженосцем рыцаря Джона.

Оказалось, что рус еще со дня своего пленения в Иерусалиме сумел сберег один тирский динар, засунув его за щеку. Потом он хранил богатство в укромном углу застенка. И вот теперь, возблагодарив Бога за спасение из бушующих вод, он потратил заветный динар на первом постоялом дворе, до коего сумел-таки добраться во мраке ночи. Он клялся, что некогда честно заработал его, ухаживая за конями какого-то торговца-турка.

– Тирский динар?
– переспросил рыцарь Джон.
– Наверно, хозяин удивился?

– Я этого не приметил, - небрежно махнул рукой сквайр Иван.
– Его хибарка стоит у большой торговой дороги, а по ней кто только по этой дороге ни шныряет. Погрыз, он, конечно, мою денежку. Но отдал все, что я за нее просил, безо всякого торга.

– И он даже не полюбопытствовал, откуда ты такой взялся?
– спросил я его, в свою очередь.

– А чего спрашивать?
– хмыкнул рус.
– Я же говорю: прямо под окнами проезжая дорога. Тут таких, как я, белобрысых, славянского племени, бывает немало. В харчевне сам видел. Даже поздоровались.

– Что, и хозяин - твой соплеменник?!
– совсем поразился рыцарь Джон, явно собравшись поверить, что буря занесла нас прямо в русские земли, на такой край света, откуда ни до какой Англии хоть три года скачи - не доскачешь.

– Нет. Племени славянского, но рода иного, потому и зовутся по-иному - словенами, - широко улыбаясь, успокоил своего господина сквайр.
– И язык у них со своими причудами. Но если ухо навострить и мыслью не разбегаться, то многое можно понять. Да и встречал я словенских купцов в моем родном Новом Городе и немного обучился их говору. А еще я узнал, что ближайший здешний город Сенем именуется. Он в той стороне.

И рус указал рукой на север.

Лазутчик из сквайра Ивана получился такой же толковый, как пловец и кормчий. Такой пригодился бы и султану, и Старцу Горы.

Теперь уж и Камбалы не требовалось, чтобы понять, куда нас выбросили волны. Волей Божией, мы оказались даже ближе к цели, чем было намечено заранее, перед началом похода. Хорватский город Задар, где нам, по велению султана, полагалось высадиться целыми и невредимыми, при конях и оружии, располагался много южнее. Нас же гостеприимно принял берег Славонского герцогства, которое так же, как и Хорватия, представляет собой часть Венгерского королевства.

– Как бы там ни было, тирские динары здесь на дорогах не валяются, - подытожил наш короткий военный совет рыцарь Джон.
– Хоть Айвен и не выглядит в этих краях диковинным эфиопом, но за ним могли проследить.

Иван поспешил успокоить нас и сказал:

– Я путал следы, как заяц...

– ...у которого заплетались ноги, - добавил Эсташ Лысый, вызвав дружный хохот.

Однако, с какой стороны мы ни рассматривали положение дел, все получалось, что именно этому "зайцу" предстояло теперь стать нашим проводником и разведчиком, ибо любой другой из нас (не говоря уже обо всем отряде) появившись на людях, сразу приковал бы к себе куда больше подозрительных и просто любопытных взоров.

Нас осталось двенадцать: семь рыцарей, четверо оруженосцев и я, соглядатай султана. И мы очень надеялись, что Господь неспроста оставил такое благоприятное число и что Он оставит его в сохранности до конца похода.

Однако нас ожидали немалые тяготы. Мы не имели ни денег (кроме нескольких монет, что я прятал в поясе на самый черный день), ни оружия. И какому рыцарю пришло бы в голову ронять свое достоинство, вооружаясь кривой секирой для рубки кустарника? А главное, у нас не было никаких запасов провизии.

Никому из благородных господ не хотелось отпраздновать свое возвращение на христианские земли посвящением в разбойники. Против такого вынужденного занятия нашелся и более благоразумный довод: слух о разбое сразу прокатился бы по округе и местные бароны наверняка затеяли бы на нас охоту.

Целую неделю мы продвигались на север, к пределам Штирии, сторонясь проезжих путей и нахоженных дорог. Устраивали хитроумные облавы на зайцев и прочую мелкую дичь. Порой не брезговали и улитками. Мы останавливались в горных рощицах и ущельях, в заброшенных, отдаленных овчарнях и сараях, а сквайр Иван, тем временем, сновал по ближайшим селениям, выпрашивая хлеб и вино. Раз-другой ему удавалось улизнуть, прихватив с собой курицу.

Но главным нашим врагом и мучителем оставался холод. Он сковывал члены крепче железных кандалов. Бывало, что благородные рыцари с грустью вспоминали застенки аль-Баррака. Те иерусалимские зимы и нескончаемые ночи плена уже начинали казаться им приятными сновидениями в сравнении с ужасными днями и ночами голодной свободы. Признаться, и у меня целыми днями зуб на зуб не попадал, и порой я засыпал, с равнодушием обреченного предполагая, что назавтра Солнце осветит своими ясными, но бесплодными лучами мой холодный труп.