Когда кофе и хлеб кончились, вся троица направилась на Прибрежную дорогу. Доктору Дженсену придется самому о себе позаботиться. Луна-парк заполнили жители городка. Казалось, туда пришла половина Рио-Делла, а с ними и бессчетное число людей из Мунвейла и Скотии. Фанера в комнате смеха была свежепокрашена, как и металлическая структура всяких горок, от езды по которым захватывает дух, или по меньшей мере во всем этом была такая свежесть и новизна, которых Джек не мог увидеть, когда вчера на мокрой траве луга лежала куча хлама. Деревянная арка над дорогой была обклеена плакатами – чуть ли не зловещими в своем изобилии – с изображениями различных аттракционов карнавала.

Клоуны на велосипедах и скелеты в цилиндрах снова ухмылялись с тех мест, где они были нарисованы. Здесь пахло свежими опилками, моторным маслом, горящими кедровыми поленьями, углем, а еще гримерными красками и утиным барбекю. В киосках продавали пиво, и мясо на шампурах, и горячие апельсины, и возникало зловещее ощущение, будто луна-парк безграничен, что он тянется вдоль берега вниз и вверх, и через луга к далекой, подернутой дымком деревне. Здесь были краска, и двухмерные купола из фанеры, и занавешенная дверь с надписью на ней краской МАВРИТАНСКИЙ ХРАМ; тут же стоял и крытый фургон с неясной надписью: ЗАБАВНЫЕ ФРИКИ. На берегу здесь и там стояли кабинки, а среди тех, кто заходил в них, а потом выходил наружу, чтобы за десять центов увидеть существо, которое было наполовину рыбой, а на другую половину мужчиной или птицей с головой свиньи, оказались мисс Флис и жена мэра, племянники Макуилта, рыбак, которому не повезло днем ранее на пристани, и даже сам старина Макуилт с повязкой на глазах, палочкой простукивавший свой путь в сердце луна-парка.

Сколько людей протискивалось через беспорядочные толпы, было не перечесть, и до Джека по-тихому в остальном воздухе океана доносились хлопки палаточных полотнищ, скрежет металла о металл и рев огня в гигантской печи, и все это на фоне гула и рокота тысяч смеющихся и переговаривающихся голосов.

Остальное подчеркивали чувственные и дикие звуки каллиопы, которые, казалось, синхронизировались с поворотами и скачками аттракционов, каждый из которых летел, и раскачивался, и вращался в согласовании со всеми остальными. Скизикс попробовал было сбить металлические бутылки из-под молока бейсбольным мячиком, но ему не повезло. Хелен выиграла резиновую свинку с выражением удивленной скорби на физиономии, бросив три монетки по десять центов в тарелку. Джек держал свои деньги при себе, но не потому, что был скрягой. Он положил глаз на колесо обозрения. Он, казалось, ни на что другое и смотреть не мог. Ланца там, конечно, уже не было, если только это был Ланц. Это вполне мог быть и кто-то другой, может, проверяющий. Теперь оно определенно работало без сбоев. Ржавчина и грязь, покрывавшие его днем ранее, теперь были соскоблены. Колесо покрасили в кричащие тона, и маленькие кабинки дергано поднимались вверх и описывали круг, пассажиры показывали куда-то на берег, видимо, замечали церковные шпили в Мунвейле или башню зернохранилища на берегу в Ферндейле.

Казалось, наступили сумерки, какие приходят в шесть вечера, а не за час до полудня. Джек увидел звезды в помрачневшем фиолетовом небе, впрочем, они, казалось, помигав, исчезли и вполне могли оказаться крохотными лампами, подвешенными наверху на всем пространстве от одного конца луна-парка до другого, они все еще продолжали гореть, хотя уже пришла середина дня. Здесь было около десятка кабинок, занятых гадалками и людьми, которые заявляли, что могут общаться с мертвецами, и один или два из них говорили жалобными, плаксивыми голосами самих мертвецов, требующих внимания, просящих закончить начатое ими дело, сетующих на плохие условия обитания в загробном царстве.

Из какой-то палатки вышел Пиблс, уставившись на свою руку, и чуть ли не столкнулся со Скизиксом, который резко подпрыгнул, словно избегая прикосновения ядовитой рептилии. Ни Джек, ни Хелен, ни Скизикс ничего ему не сказали. Недавние события в проулке и на кухне мисс Флис, казалось, сделали невозможными какие бы то ни было разговоры о пустяках между ними. Но вскоре стало ясно, что в разговорах нет ни малейшей нужды. Пиблс ухмыльнулся, обведя взглядом всех троих, давая понять, что он скорее поговорит с клопами, и поспешил прочь в направлении Мавританского храма, куда зазывали посмотреть на ребенка-аллигатора. Джек, глядя на спешащего прочь Пиблса, увидел, что его покалеченный палец частично восстановился, как луч морской звезды, и что Пиблс два или три раза посмотрел на свой палец, прежде чем исчезнуть в дверях храма.

Джек подошел к палатке, из которой несколькими секундами ранее появился Пиблс. Он поднял матерчатый клапан на входе и заглянул внутрь. В свете масляной лампадки он увидел человека, склонившегося над импровизированным столом и читавшего книгу, причем его лицо было в полудюйме от страницы, словно он прикладывал все усилия, чтобы разглядеть хоть что-то. Джек не сразу понял, что видит перед собой доктора Брауна, но прямые волосы и шрам от пули на щеке выдали его, когда он поднял голову. Поначалу доктор поморщился, потом усмехнулся и спросил:

– Тебе что-то надо? – Голос его выдавал уверенность в том, что Джеку определенно что-то надо, что уж оно было такое.

Доктор, казалось, изрядно располнел с того времени, как Джек видел его вчера на берегу. Он теперь стал и вполовину не таким – каким? – прозрачным, может быть, и вполовину не таким растрепанным. Он оставался таким же бледным, словно от серебра, несомого лучами луны, а не от желтого света фонаря, а его лицо словно вытянулось и казалось изможденным из-за морщин, отражавших неописуемые эмоции. На нем было черное пальто и черный галстук, а волосы, черные и маслянистые, ниспадали на воротник и сутулые плечи, и, хотя он сидел с благодушной улыбкой на лице, его сутулая тень затеняла полотно палатки за его спиной, и Джек подумал, что доктор вполне может оказаться громадным вороном.

За его спиной и вокруг валялся какой-то странный мусор: упаковочные ящики, набитые желтеющими плакатами карнавала, бочонки с металлическими шестернями, маховиками и болтами, обрушившиеся стопки книг, старых и наполовину уничтоженных, – с отсутствующими страницами, загаженными и разодранными обложками. Запах металлических опилок и машинного масла перемешивался с плесневелым запахом старых отсыревших книг и древесных опилок, которые покрывали травянистый пол слоем в несколько дюймов.

Джек отрицательно покачал головой в ответ на вопрос. Он вдруг обрел уверенность в том, что перед ним Алджернон Харбин, человек, которого двенадцатью годами ранее убил его отец. Сомнений в этом практически не осталось, в особенности если связать воедино все, что сказали прежде доктор Дженсен и Уиллоуби. И шрам от пули. Джек чуть ли не обрадовался, увидев этот шрам. Какими нечестивыми средствами воспользовался этот человек, чтобы вернуться из моря и стать владельцем солнцеворотного луна-парка, сказать было невозможно, да и вряд ли это что-то изменило бы. Джек сразу же понял, что не хочет убивать этого человека. Он вообще никого не хотел убивать. Он просто не желал его видеть. А еще хотел знать, что привело этого человека назад.