Офицер бежит, по крутящейся змейке окопов, на вершину холма. Захлопали наши пушки и холмики взрывов замелькали среди надвигающейся цепи танков и людей. Я пошел на свой участок. Не получив ответа, репортеры идут за мной.

Чего мы не ожидали, так это самолета. И от куда они их достали? Только потом я узнал, что азербайджанцы наняли в свою авиацию русских добровольцев. Первые разрывы ракет накрыли часть окопов, смешав живую человеческую плоть с камнями. Стрельба сразу прекратилась. Солдаты вжались в землю. Азербайджанцы, почувствовал безнаказанность, сместили ударную силу на нас. А в воздухе по прежнему хозяйничал самолет. Он расстреливал наши пушки и окопы. Я бегал по окопам, поднимал солдат, кого пинком, кого приводил в чувство ударом протеза по морде.

– Стреляйте, сволочи. Да поднимайтесь же...

Самолет, расстреляв боезапас, ушел. Возобновился огонь с нашей стороны, но время было утеряно, танки двигались уже в 200 метрах от нас..

– Где гранатометчики?
– вопил я, - не упустите танки. Приготовить гранаты... Да кидайте же...

Первый танк вспыхнул метрах в 100, меня кто то хлопнул по плечу. Передо мной стоял старлей Манукян.

– Меня прислали на помощь, - орал он мне в ухо.

По окопам растекался резервный взвод. Усилился огонь, еще три танка запылали, почти перед бруствером. Один из армян не выдержал и пытался удрать, я его пристрелил... уже почти на самом гребне высоты. Азербайджанская пехота легла перед окопами и никакими силами ее уже было не поднять. Вдруг, я почувствовал наступил перелом..., танки без поддержки пехоты стали отползать, азербайджанцы, прячась за железные коробки бронетранспортеров, скатились в долину.

Они стояли недалеко от меня. Сережа, спрятавшись за камнем, поместил свою камеру на плечо и снимал всю картину боя. Люся, придерживая микрофон, давала комментарий. Я подошел к ним.

– Все. Отбой. Пошли в блиндаж.

– А..., - очнулась она, - Сережа, все снял?

– 48 минут пленки.

– Ну материал, вот это силища, - восторгается Люся.

– Не радуйся. Цензура нас все равно не пропустит, - отрезвляет ее Сережа.

– Но нам же надо что то передать...

– Вот и передашь. В таком то местечке шел бой, азербайджанцы отбиты с большими потерями. Покажешь четыре горящих танка, и вся прелесть на 2-3 минуты, - скептически рассуждает Сережа.

– Вас кажется Юра звать?
– спрашивает она меня.

– Да.

– Можно мне у вас взять интервью?

– Нет.

– Это почему же?
– она даже подпрыгивает от неожиданности.

– Я наемник, меня тем более нельзя показывать.

– А вы от куда родом?

– Наверно из Москвы.

– Что значит, наверно?

– Я не знаю где я родился, говорили, что там.

– Ну хорошо, тогда будем считать, что мы с вами земляки.

К нам подходит старлей Манукян. Он кивает Люсе и обращается ко мне.

– Юра, принимай взвод.

– Лейтенант...?

– Он ранен, его уже унесли. Я тоже, забираю своих и ухожу.

– Передай начальнику штаба, чтобы подбросил что-нибудь от воздушного пирата. Вон сколько пакости натворил.

– Вижу. Не пуха тебе, через три дня сменяемся.

– Иди к черту.

В блиндаже, Люся все сокрушается по поводу пленки.

– Сережа, нельзя как-нибудь самим отделить первую часть пленки и показать только последние минуты боя. Жалко, такой материалище уничтожат.

– У меня нет подходящей аппаратуры.

– Вот незадача. Всегда так, - жалуется она, - только что-нибудь стоящее снимем, как в управлении нам все вырежут.

– Вы сегодня идете в тыл?
– спрашиваю я.

– Да. Надо сегодня успеть передать материал в эфир. В Лачу необходимо срочно ехать, только там передающая станция. Юра, вы нам не поможете с транспортом.

– Сейчас поедут в Лачу машины с ранеными. Вы быстренько собирайтесь, я вам сейчас организую проводника до медицинского пункта.

В окопах нахожу Левона и прошу его прогуляться с репортерами.

– Это я с удовольствием.

Они быстро собираются. Люся подходит ко мне.

– Мы еще увидимся Юра. В наших кадрах есть момент, когда вы лупите своих солдат, пытаясь их заставить обороняться. А потом... это убийство обезумевшего труса... Пожалуй, это самая сильная часть пленки. Пока.

Они уходят.

Мы на отдыхе. Теперь в окопах взвод Манукяна, а наши ребята отсыпаются в деревушке без местных жителей. Фронт все равно в двух километрах и дыхание перестрелок достигает нас. Нет-нет, да жиганет у ног шальная пуля или разорвется недалеко, заблудившийся снаряд.

– К вам можно, - звенит у двери знакомый голос.

– Люся?

– Я. Здравствуйте. Вот приехала опять. Не погоните.

– Чего же не на передовую, а к нам?

– Начальство обиделось и все из-за вас. Как увидело по видаку, что вы морды корежите своим солдатам, так и взбеленилось. Мне запретили ездить на передовую. Еле-еле уговорила их, что поеду в тыловые части. А тут узнала, что вы отдыхаете и напросилась к вам.

– А где Сережа?

– Здесь, где же ему еще быть. Сидит на ступеньках дома, бедняга, ногу натер.