После нескольких пушечных выстрелов, сделанных мексиканцами, Фаннин решил, что дальнейшее сопротивление бесполезно. Он предложил Урреа условия капитуляции: техасцы считаются военнопленными со всеми вытекающими последствиями. Урреа не мог принять таких условий, но дал слово ходатайствовать о них перед Санта-Анной. Фаннин принял это неубедительное обещание.

Памятник на месте голиадской резни.

РЕЗНЯ В ГОЛИАДЕ

Люди Фаннина сложили оружие и под конвоем отправились обратно в Голиад. Всего к 22 марта в Голиаде было собрано свыше 300 пленных повстанцев. Из них около 50 раненых. К 25 марта к ним присоединились взятые в плен в Рефухио.

Урреа, отдадим ему должное, сдержал слово и написал Санта-Анне письмо с рекомендацией помиловать пленных. Санта-Анна ответил 23 марта приказом немедленно расстрелять «пиратов». В то же время мексиканский диктатор не верил в готовность Урреа выполнить приказ о массовой казни и продублировал приказ коменданту Голиада.

Этим комендантом был полковник Хосе Николас де ла Портилья. 26 марта он получил одновременно два противоречивших друг другу приказа. От Санта-Анны немедленно расстрелять мятежников, от Урреа обращаться с ними хорошо. Тут можно предположить, что Урреа просто подстелил своей репутации соломки, поскольку знал о приказе Санта-Анны, но не хотел, чтобы его имя было замазано казнью.

Портилья ожидаемо решил подчиниться высшему командованию. Утро 27 марта пленные невредимые техасцы были разделены на три колонны и двинулись по направлению к Сан-Антонио.

В условленных местах колонны были остановлены, охрана принялась расстреливать пленных. Считается, что было расстреляно около 350 человек. Включая Фаннина и его офицеров. Таким образом, общие потери повстанцев при наступлении Урреа достигают 600 человек — втрое больше потерь Аламо и почти вдвое больше, чем вся собравшаяся в Гонзалесе «армия» Хьюстона.

В 1930 году бойскауты обнаружили обгорелые кости. Было принято решение, что это останки расстрелянных под Голиадом. В 1936 году, к столетию событий, были выделены средства на строительство монумента из розового гранита. Памятник открыт в 1938 году.

Армия Техаса, 1836 г.

ГЛАВА 6. ВЕЛИКИЙ ИСХОД

Если мексиканский генерал Санта-Анна претендовал на титул «Наполеон Запада», то его оппонент Сэм Хьюстон вполне заслужил прозвище «Техасский Кутузов». Полтора месяца между падением Аламо и сражением при Сан-Хасинто в миниатюре напоминают первый период Отечественной войны 1812 года. Одна армия бежит, другая ее ловит.

В то же время в историю Техаса этот период вошел под названием «Runaway Scrape», которое я бы интерпретировал как «Великий исход» — всё англоязычное население Техаса дружно снималось с места и бежало на восток к границам США. Горели города и фермы, бросалось имущество.

На рубеже марта-апреля 1836 года техасский мятеж казался подавленным. Особенно после февральско-мартовских поражений повстанцев.

Карта маршрутов Сэма Хьюстона и Санта-Анны.

В СЕРЕДИНЕ МАРТА

Кратко обрисую обстановку, сложившуюся в середине марта 1836 года.

Армия генерала Санта-Анна заняла Сан-Антонио и взяла штурмом Аламо 6 марта. При штурме повстанцы потеряли до 250 человек (см. 4 главу).

Параллельно в прибрежном районе вел наступление мексиканский полковник Урреа (см. 5 главу). В феврале он разбил около 200 повстанцев. А 20 марта принудил к капитуляции основную группировку техасского полковника Фаннина. Общие потери повстанцев на этом фланге достигали 700—800 человек. Итого техасцы потеряли до тысячи бойцов — больше, чем позже у них было в решающем сражении.

Между правительством Техаса в Вашингтоне-на-Бразосе и двумя армиями мексиканцев (имеющих вместе несколько тысяч солдат) оставалось всего 374 добровольца Сэма Хьюстона в Гонзалесе. Положение представлялось более чем безнадежным. Выход был только один — бежать.

Неорганизованное и пока не всеобщее бегство англоязычного населения началось еще в январе, при первых слухах о наступлении Санта-Анны. Но по-настоящему все побежали после того, как в Гонзалес прибыла из Аламо вдова погибшего там капитана Дикинсона. Ее рассказ о расстрелах, о приказе Санта-Анны пленных не брать, а позже и сведения о резне в Голиаде внушили тот самый ужас, на который рассчитывал мексиканский диктатор.