– Ты меня ненавидишь?

– Все в прошлом.

– Прости. Мне нужен был кто-то, кто смог бы остаться со мной на ночь в поминальном зале.

Я подумал о том, как упавшие на землю лепестки магнолии постепенно теряют свой ослепительно-белый цвет и желтеют. Сначала она передала мне приглашение на свадьбу, потом пропала на семь лет и теперь вот снова пригласила – но уже на похороны. Я нащупывал время и расстояние между этими двумя событиями, тщательно пытаясь вспомнить себя в том времени и пространстве. Пожалуй, чтобы сохранить спокойствие, нужно выпить еще. Только так, мне казалось, я смогу относиться ко всему равнодушно и выброшу любые переживания из сердца, словно мусор.

– При виде меня ты до сих пор первым делом вспоминаешь три родинки у меня на ягодице?

– Пожалуй…

– Я подумывала их удалить, но что-то подсказало их оставить. Видишь, как хорошо? Моему мужу они не нравились. Хочешь, я покажу их тебе?

– Корова приревнует.

– Коровы тоже ревнуют? Тогда скажи, что у тебя новая любовница. Они тоже не моногамны, с чего бы тогда ревновать?

– Ревности обычно все равно. И вообще, стоит ли вести такие разговоры на похоронах?

Оглядевшись по сторонам, она взяла сигарету и закурила. Цветок магнолии начал покрываться черной смолой. Сигаретный дым плыл через стол ко мне. Она бросила взгляд на спящих в неудобных позах людей в углу и, понизив голос, сказала:

– Пусть я и в таком положении, но сейчас ты тоже этого хочешь. А еще… мне очень холодно. Хочу найти теплое местечко и побыть там хотя бы часок.

Под крупными каплями дождя чернел асфальт. В блестящей в свете фонаря дождевой воде я все видел усмехающийся взгляд друга. Понятия не имею, где морг, в котором находится тело. Я стоял под козырьком поминального зала и цедил растворимый кофе. Потоки воды уносили опавшие лепестки вишни прочь. В грузовике лежал зонтик, но я решил его не доставать. Не знаю, почему, но мне не хотелось лишний раз встречаться с коровой. Естественно, я не мог взять животное с собой. Та женщина поднялась ко мне по лестнице, держа в руках черную сумку.

– Иди сначала ты. Я догоню.

Я зашагал под дождем. Когда болеешь, везде мерещатся то больницы, то аптеки, когда голоден, повсюду видишь рестораны. Здесь то же самое – захваченный в плен вожделения, я не видел в темноте ничего, кроме неоновых вывесок второсортных гостиниц и мотелей. Впервые я осознал, что вокруг больницы заведений подобного рода не меньше, чем аптек и закусочных. Я оглянулся и увидел, что она идет за мной под зонтом. Силуэт ее напоминал мне магнолию.

В следующую секунду предрассветную тишину неожиданно нарушил протяжный звук. Я надеялся, что мне послышалось, но нет: это было мычание коровы. Грустное до боли в груди.

– Мне нужно ее успокоить. Иди, я догоню.

– Вы будто и правда в отношениях! Кажется, корова ревнует, что ты встретился с бывшей возлюбленной и направляешься с ней в отель. Пойдем вместе. Мне вдруг стало интересно на нее посмотреть.

Корова мычала без умолку, словно потеряла теленка. Грузовик качался от ее мычания. Уходя, я положил корове соломы и корма, однако она к ним даже не притронулась. Наверное, ей приснился кошмар и она проснулась… Да нет, разве коровы видят сны?! Не знаю. Наверное, ей стало неудобно стоять мордой к кабине… Я с трудом развернул корову, но она по-прежнему стонала. Казалось, она замолчит только после того, как перебудит всю больницу и поминальный зал. Может, заболела? Хотя с чего бы ей болеть? Перед сном она ничего, кроме соломы и корма, не ела. Я попеременно чесал ей то лоб, то живот, но все без толку. Хотелось позвонить отцу за советом, однако я находился не в том положении. Не может же корова вести себя так потому, что знает, что я пошел в мотель с той женщиной? Я взял тугие вожжи и вышел из грузовика. Оставался один только способ: хорошенько ее выпороть.

– Ты больно бьешь! Мне ее жалко!

– Радуйся, что я не привязал тебя на стоянке на всю ночь! Мокла бы сейчас под дождем!

Не знаю, подействовали розги или нет, но мычание несколько стихло. Я пожалел о том, что не продал корову в Хвенсоне – пусть и задешево! В эту ночь я и телом, и душой почувствовал, что путешествовать с коровой нелегко. Накрыв кузов тентом, я постарался прочитать взгляд моей спутницы. Она дрожала всем телом, уставившись на водительское сидение.

– Можешь включить обогрев?

– Здесь будет неудобно…

– Если уйдем, она опять начнет мычать.

Внутри грузовика стало тепло, и стекла запотели. Дерево отбрасывало тень на лобовое стекло. Мы торопливо залезли в салон и попытались заняться любовью, однако в тесноте сделать это оказалось трудно, несмотря на непреодолимое желание. Я всем телом прочувствовал, как подходит грузовику его название – «сельскохозяйственный». Сидя в обнимку, мы даже не могли вытянуть ноги. Я откинулся на спинку сиденья, а она залезла на меня сверху. Сидеть так было удобно, но мы совсем не могли двигаться. Тогда мы попробовали классическую позу: она легла на бок, а я накрыл ее своим телом, словно одеяло, но помехой стали рычаг передач и ручной тормоз, находящиеся справа от водителя. Их никак нельзя было выдернуть. Тщетно перебрав другие позы и только изрядно вспотев, мы сели на разные сиденья. Словно потеряв терпение, она рассмеялась:

– Уж лучше в багажнике! Проектировщик этой машины, наверное, был импотентом!

– Пойдем в мотель.

– Дай лучше сигарету.

Корова вздохнула, да так громко, что, казалось, закачался кузов. Моя спутница решила, что это вздох облегчения: мол, у любовницы ничего не получилось. Словно в знак согласия, корова снова глубоко вздохнула. Мое желание тоже поутихло. Грузовик, подобно буям на море, то поднимался, то опускался в такт вдохам коровы. Поправляя на себе одежду, та женщина пророческим тоном сказала: