Можно привести и другие свидетельства об интонационном единстве яхонтовских спектаклей, но из рецензий, отзывов и воспоминаний не всегда можно понять, какими средствами оно достигалось. Для этого необходимо обратиться к текстам самих лито-монтажей.

«Стержнем» опубликованного отдельной книгой лито-монтажа «Ленин» служила поэма Маяковского «Владимир Ильич Ленин»: неравноценные по количеству строк фрагменты приведены почти во всех семи (за исключением пятой и шестой) частях монтажа. Материалом – помимо строк поэмы, приведенных Яхонтовым не «лесенкой», а «столбиком», – выступают фрагменты из «Манифеста коммунистической партии» Маркса и Энгельса, работы Ленина «Что делать? Наболевшие вопросы нашего движения», воспоминаний Н. Крупской, В. Бонч-Бруевича, Л. Троцкого, С. Гиля (шофера и свидетеля покушения на Ленина), публицистики Л. Сосновского, пушкинского стихотворения «Осень (Отрывок)» и т. д. В третьей части, где возникает тема Первой мировой войны, встык со строчками поэмы дана молитва («Спаси, господи, / люди твоя / и благослови достояние твое. / Победы благоверному / императору нашему Николаю Александровичу…» 95 ). Важную роль в композиции приобретают куплеты и отдельные строчки революционных песен (особенно часто повторялась песня «Наш паровоз») и песен военных лет 96 , которые, по свидетельству Гр. Авлова, Яхонтов напевал во время исполнения. В финале третьей части, посвященной прибытию Ленина в Петроград и встрече на Финляндском вокзале, давалось чередование строк песни и поэмы («Наш броневик вперед летит. (Песня). / И снова / ветер / свежий, / крепкий. (В. М.) / В коммуне остановка (Песня) / Валы / революции / поднял в пене (В. М.)…»). Этот прием перетекания песни в стих становится особенно наглядным в четвертой части, где процитированные в «Ленине» строки Маяковского «Ешь ананасы, рябчиков жуй…» сопровождаются ремаркой «Поется», отсутствующей в оригинальном тексте.

Принципы, лежавшие в основе монтажа Яхонтова, были близки тем приемам цитирования, которыми пользовался Маяковский, включая в свои поэмы лозунги, строки песен, манифестов и т. д., оставляя их нетронутыми или же видоизменяя в зависимости от художественных задач. Яхонтов открывал для себя свойство текстов Маяковского – создавать единое целое из фрагментов, вплоть до включения стихов, написанных силлабо-тоническим размером, в ритм акцентного стиха 97 . Теперь же поэма Маяковского о Ленине, где стихотворные цитаты встречались особенно часто 98 , была положена Яхонтовым в основу нового произведения, скомпилированного актером по частично сходному, что и цитирование в поэме, принципу. За счет монтажа художественный текст разворачивался на фоне истории и существовал в единстве с музыкой, которая со временем занимала все большее место в спектаклях Яхонтова. Однако пытаясь добиться декламационного единства лито-монтажа, Яхонтов и здесь ориентировался на Маяковского.

В напечатанном тексте «Ленина» можно обнаружить нечто вроде чтецких «заготовок» Яхонтова. Так, пушкинская «Осень (Отрывок)» дается Яхонтовым в «Ленине» в ином, отличном от авторского варианте. Яхонтов разбивает стих на месте цезуры («Октябрь уж наступил, / Уж роща отряхает / Последние листы / С нагих своих ветвей…»), что, по-видимому, должно было сделать более наглядным для других исполнителей «Ленина» паузное членение стихов. Позднее Яхонтов описывал то, как звучал в монтаже прозаический текст «Коммунистического манифеста»:

Своей механистичностью этот прием мог бы напомнить то, как герой набоковского «Дара» переводил белыми стихами «Святое семейство» Маркса («чтобы не было так скучно»). И тем не менее он наглядно свидетельствует о том, каким путем шел Яхонтов, стремясь к эффекту «весомости» слова Маркса и ориентируясь на поэтическую технику упомянутого и в этом отрывке Маяковского. Прозаический фрагмент из Манифеста оказывался подчиненным принципам «поэзии выделенных слов» 100 и фразовых групп, отмеченных сильными динамическими ударениями. Сцена с монтажом «Коммунистического манифеста» и поэмой «Владимир Ильич Ленин» открывала ленинский лито-монтаж, изначально задавая интонацию «преподнесенности» каждого слова или фразовой группы 101 .

Яхонтов вводил поэзию Маяковского не только в лито-монтаж «Ленин», но и в другие свои лито-монтажи, в том числе построенные преимущественно на основе прозы 102 . Один из показательных примеров – финал композиции «Настасья Филипповна» (по роману «Идиот»), в котором звучало стихотворение Маяковского «Дешевая распродажа». С точки зрения монтажа как целого стихи выполняли функцию своеобразного камертона, необходимого Яхонтову в том числе и для чтения прозы.

Приведенные примеры, разумеется, не описывают все возможные формы влияния авторского чтения – и конкретно Маяковского – на сценическую и эстрадную декламацию. Оно было огромно и разнообразно: стихи Маяковского занимали одно из главных мест в чтецких программах 1920–1930-х годов. Все, читавшие Маяковского, от актера Василия Качалова и чтеца Георгия Артоболевского до безвестных эстрадных исполнителей, выступавших на многочисленных смотрах самодеятельности или рабочих клубах, часто вынуждены были соотносить свое чтение с чтением авторским, знакомым слушателям по выступлениям на радио и эстраде. 1920–1930-е годы были периодом своеобразного «зенита» во взаимоотношениях поэтов, актеров и режиссеров. Работа Яхонтова, в свою очередь, позволяет хотя бы отчасти судить о том, насколько разные формы принимало это воздействие. Обращение к ней дает представление о влиянии не связанных впрямую с театром декламационных манер как на интонацию и пластику, так и на работу с текстом.

Появившихся после революции сеть институций, посвященных «живому слову» и звучащей художественной речи, была одной из основных предпосылок развития этих явлений как в художественной, так и в исследовательской сферах. В эту сеть входили московский Государственный институт декламации, позже переименованный в Государственный институт слова (см. о нем в главе 3), а также Комиссия живого слова литературной секции Государственной академии художественных наук (ГАХН), ленинградские Кабинет изучения художественной речи при Государственном институте истории искусств (о нем – в главе 4) и Государственные курсы техники речи под руководством опоязовца Льва Якубинского. Открывает же этот список петроградский Институт живого слова, возникший раньше остальных. Задуманный как смелый эксперимент на стыке междисциплинарных исследований и образования, он столкнулся с трудностями практически сразу после открытия. Эти трудности были вызваны, с одной стороны, ригидностью раннесоветской системы управления культурой и наукой, а с другой, особенностями организации ИЖС. Несмотря на них, институту предстояло сыграть важнейшую роль в раннесоветских литературоведческих исследованиях, на чем я подробно остановлюсь в этой главе.