– Копам будто не терпелось сунуть меня в самолет.

– Они боялись, как бы тебя не убили на их земле. Брать на себя твою охрану их тоже не тянуло.

– Так вот как ты провел меня в самолет с оружием?

Он кивнул, все так же не открывая глаз:

– Я им сказал, что при единственном телохранителе безопаснее будет, если ты сама будешь вооружена. Все согласились.

Шолто оставил девятимиллиметровый "Леди Смит". А у меня есть внутренняя кобура, отлично подходящая для выхватывания накрест. Обычно я ношу ее на спине, прикрытую жакетом, но сегодня полиция дала мне карт-бланш на ношение оружия, так что не требовалось его прятать.

В боковых ножнах у меня висел десятидюймовый нож, острием привязанный к ноге, с ременной петлей, чтобы быстро его выхватить – как ковбою с Дикого Запада. Эта петля к тому же позволяла ножнам лучше следовать за движениями ноги. Без этого они бы сдвигались при каждой перемене позы, тыкались бы в тело или за что-нибудь запутывались.

Над лифчиком снизу у меня был складной нож. При Дворе я всегда носила не менее двух клинков – такое было у меня правило. Огнестрельное оружие будет разрешено лишь в некоторых частях ситхенов – фейрийских холмов. А ножи мне разрешат оставить при себе. Перед сегодняшним банкетом – в мою честь, как сообщил мне Дойл, – я еще добавлю клинков. Оружия, как и бриллиантов, слишком много не бывает.

Дойл держал Смертный Ужас в заспинных ножнах, и рукоятка торчала у него из-под плеча, удобная для выхватывания накрест, как пистолет из наплечной кобуры. У него была с собой спортивная сумка, набитая оружием. Когда я спросила, почему он не пустил его в ход против слуа, он ответил:

– Ничего из этого, кроме того клинка, не принесло бы им истинной смерти. А я хотел дать им понять, что шутить не собираюсь.

Честно говоря, я лично всегда считала, что пробить кому-то дыру в спине больше мужского кулака – это и значит дать понять серьезность своих намерений. Но многие стражи считали, что пистолеты – низменное оружие. Среди людей они носили их, но почти никогда не применяли в своей среде, кроме как на войне. То, что Дойл вообще прихватил огнестрельное оружие, говорило, что дело очень серьезно – а может быть, правила переменились, пока меня не было. Если другие стражи тоже носят пистолеты, я об этом узнаю.

Самолет провалился так резко, что даже я ахнула. Дойл застонал.

– Говори, Мередит!

– О чем?

– О чем хочешь, – сказал он сдавленным голосом.

– Можем поговорить о прошлой ночи, – предложила я.

Он открыл глаза ровно настолько, чтобы глянуть на меня сердито, и тут самолет нырнул еще раз. Глаза его зажмурились, и он почти шепотом произнес:

– Расскажи что-нибудь.

– Я плохой рассказчик.

– Мередит, пожалуйста.

Я снова стала Мередит – уже лучше.

– Могу тебе рассказать то, что ты уже знаешь.

– Годится.

– Моим дедом со стороны матери был Уар Свирепый. Помимо того, что он был полной и законченной сволочью, это прозвище ему дали за то, что он произвел на свет трех сыновей, монструозных даже по меркам фейри. Ни одна чистокровная фея после этого не стала бы с ним спать. А ему было предсказано, что он родит нормальных детей, если найдет женщину фейрийской крови, которая добровольно с ним ляжет.

Я всмотрелась в зажмуренные глаза, в пустое лицо Дойла.

– Дальше, пожалуйста, – сказал он.

– Бабка наполовину брауни, наполовину человек. Она, Ба, согласилась с ним спать, потому что более всего хотела быть принятой к Благому Двору.

Про себя, потому что это не входило в рассказ, я подумала, что могу ее понять. Она даже лучше меня понимала, каково это – стоять одной ногой в одном мире, а другой – в другом.

Самолет выровнялся, но его еще трясло ветром из стороны в сторону. Тяжелый полет.

– Тебе еще не надоело?

– Все, что ты рассказываешь, будет потрясающе интересно до тех пор, пока мы не окажемся на земле.

– А ты знаешь, тебе идет, когда ты боишься.

Он приоткрыл щелочки глаз, глянул сердито и снова зажмурился.

– Дальше, пожалуйста.

– Ба родила двух красивых девочек-близнецов. Проклятие Уара кончилось, и Ба стала придворной дамой – женой Уара фактически, потому что родила ему детей. Насколько мне известно, мой дед никогда больше не прикоснулся к своей "жене". Он был истинно утонченный джентльмен, а Ба была для него слишком проста теперь, когда он освободился от проклятия.

– Он был мощным воином, – сказал Дойл, не открывая глаз.

– Кто?

– Уар.

– Это правда. Ты, наверное, воевал против него в европейских войнах.

– Он был весьма достойным противником.

– Ты хочешь повысить мое мнение о нем?

Самолет уже три минуты летел прямо и относительно спокойно. Этого было достаточно, чтобы Дойл открыл глаза полностью.

– У тебя очень желчная интонация.

– Мой дед много лет бил Ба. Он думал, если он ее как следует унизит, она покинет его и Двор, потому что законно он не мог развестись с ней без ее разрешения. Дать ей отставку он не мог, потому что она родила ему детей.