– Сколько ей лет?

– По документам – двадцать три.

– Она выглядит старше, – сказала я.

– Диета и слишком много солнца. – Всякий налет юмора исчез. Люси угрюмо взглянула на утес, возвышавшийся над нами. – Ты готова увидеть остальное?

– Конечно, только я не понимаю, почему ты решила вызвать сюда Джереми и всех нас. Это грустно, но ее просто убили, задушили там или что. Удушение – это ужасно, конечно, но при чем здесь мы?

– Твоих телохранителей я не звала.

На ее лице впервые отразилась настоящая неприязнь. Она показала пальцем на Риса. Может, Холоду здесь и было неуютно, но Рис явно наслаждался. Он осматривал все вокруг жадным взором, ухмыляясь, мурлыкая себе под нос мотивчик из «Гавайи, пять-ноль». [11] По крайней мере именно его он мурлыкал, когда удалялся от нас по пляжу посмотреть на копов, возившихся на полосе прибоя. Рис уже перешел к мелодии из «Детектива Магнума», [12] когда Холод его окликнул. Рис предпочитал «фильм нуар» и в душе всегда был поклонником Богарта, но Богги уже не снимался в кино. Недавно Рис открыл для себя цветные римейки и наслаждался.

Он повернулся к нам и с улыбкой помахал рукой. Белый плащ крыльями бился вокруг него, когда он брел обратно по берегу. Кремовую широкополую шляпу ему пришлось придерживать рукой, чтобы ее не снесло в море.

– Рис на месте преступления – кошмар какой-то, – проворчала Люси. – Он каждый раз так счастлив, словно радуется чужой смерти.

Я не знала, как объяснить ей, что Риса когда-то почитали как божество смерти, так что смерть его не слишком удручала. Такими вещами вряд ли стоило делиться с полицией. Я сказала:

– Ты же знаешь, он без ума от старых фильмов.

– Это не кино, – отрезала она.

– Что тебя так выбило из равновесия, Люси? Я видала убийства и пострашнее, чем это. Почему ты так… встревожена?

– Погоди. Посмотришь – не станешь спрашивать.

– Может, ты мне просто скажешь, Люси?

Рис подошел к нам, сияя, как мальчишка июльским утром.

– Здрасте, детектив Тейт. В глазах девушки нет лопнувших сосудов и гематом нет, насколько я видел. Кто-нибудь знает, как она задохнулась?

– Вы осмотрели тело? – Голос Люси был холоден.

Он кивнул, все еще улыбаясь.

– Я думал, нас для того и позвали.

Она указала на Риса пальцем.

– Вас не приглашали на это шоу. Мерри приглашали, и Джереми, и Терезу, но вас… – она ткнула пальцем ему в грудь, – нет.

Улыбка померкла и оставила в его трехцветно-синем глазу только холод.

– Мерри должны везде сопровождать два телохранителя. Вам это известно.

– Да, мне это известно. – Она снова надавила пальцем, достаточно настойчиво, чтобы он слегка подался назад. – Но мне не нравится, что вы здесь болтаетесь.

– Я знаю, как себя вести, детектив. Я не трогал никаких следов. Я не путался под ногами ни у кого, начиная от ребят со «скорой» и заканчивая оператором видеосъемки.

Ветер усилился, стал задувать темные волосы Люси на лицо, так что ей пришлось вытащить руку из кармана, чтобы их пригладить.

– Ну так не путайтесь под ногами у меня, Рис.

– Что я такого сделал?

– Вам это нравится. – Она почти выплюнула последнее слово ему в лицо. – А это, черт побери, не то, что должно нравиться.

И она удалилась в сторону лестницы, ведущей к шоссе, к парковке и клубу, стоящему на небольшом мысу.

– Кто это погладил ее против шерсти? – спросил Рис.

– Ее здорово потрясло то, что там, наверху, что бы это ни было, и ей нужно было на ком-то сорваться. Подвернулся ты.

– А почему я-то?

Холод вступил в беседу.

– Потому что она – человек, а люди скорбят о мертвых. Они не получают удовольствия, тыкаясь в них носом, как ты.

– Это неправда, – возразил Рис. – Все эти детективы ловят кайф от своей работы, а патологоанатом – так точно.

– Но они не бродят по месту преступления, напевая песенки, – пояснила я.

– Иногда бывает, – резонно заметил Рис.

Я нахмурилась, пытаясь сообразить, как бы это объяснить ему попонятней.

– Люди напевают, или насвистывают, или рискованно шутят у трупов, чтобы преодолеть страх. Ты напеваешь потому, что доволен. Все это тебя не волнует.

Он взглянул на тело женщины.

– Ее тоже ничего не волнует. Она мертва. Мы могли бы поставить над ней оперу Вагнера, и ей не было бы дела.

Я коснулась его руки.

– Рис, ты не о чувствах мертвых должен заботиться, а о чувствах живых.

Он нахмурился, не понимая.

Холод подытожил:

– Не будь таким радостным на людях, когда ты смотришь на их мертвецов.

– Ладно, но я не понимаю, почему я должен притворяться.

– Представь, что детектив Тейт – это королева Андаис, и ей не нравится, что ты глумишься над мертвыми.

Я заметила, как по его лицу пробежала какая-то мысль, потом он пожал плечами.

– Я могу умерить свою радость в присутствии детектива, но все же не понимаю зачем.