Я забралась на постель – это был простейший способ освободить мужчинам место перед зеркалом. Дойл дотронулся до зеркала, стекло ярко вспыхнуло и тут же прояснилось. В зеркале возникла картина. Я не много могла из нее увидеть за широкими спинами двоих мужчин, а то, что я разглядела, тут же заставило порадоваться, что всего зрелища я лишена.

Там было мерцание факелов, темные каменные стены и тонкий, безнадежный вой – будто тот, кто издавал эти звуки, уже разучился кричать и все слова забыл, забыл вообще все, и остался только этот отчаянный полустон-полувой. Когда я была маленькой, я всегда думала, что привидения должны выть так же, как узники Зала Смертности. Как ни странно, привидения таких звуков не издают. По крайней мере те, которые мне встречались.

– Как ты посмел закрыть мне дорогу, Дойл, как ты посмел?!

– Это я просила Дойла перекрыть обзор из зеркала, – подала я голос из-за мужских спин.

– Я слышу нашу маленькую принцессу, но не вижу ее. Если уж ссориться, то лицом к лицу. – Гнев переливался в ее голосе, как перехлестывает кипящая жидкость через края переполненной чаши.

Мужчины расступились, и я предстала перед королевой как была – на коленях в постели, в ворохе простыней и подушек. Андаис тоже возникла в поле моего зрения. Она стояла посреди Зала Смертности, как я и догадывалась. Зеркало в комнате пыток было установлено так, что ни одно из приспособлений в обзор не попадало, но Андаис как следует постаралась, чтобы ужас наводил сам ее облик.

Она была покрыта кровью, будто кто-то окатил ее этой жидкостью из ведра. К лицу присохли кусочки плоти, и волосы сбоку запеклись от крови и чего-то более плотного. Я таращилась на нее почти целую минуту, пока поняла, что на ней ничего, кроме крови, и не было. Она была настолько покрыта кровью и ошметками мяса, что поначалу было и не разглядеть, что она голая.

Дойл заполнил паузу, пока я медленно вдыхала через нос и выдыхала через рот.

– Было слишком много вызовов, моя королева. Принцесса устала от застававших нас врасплох визитеров.

– Кто еще вызывал тебя, племянница?

Я с трудом сглотнула, выдохнула воздух, который бессознательно задерживала, и заговорила совершенно чистым голосом, без всякой дрожи. Молодец я.

– Большей частью секретари Тараниса.

– Этому-то чего надо?.. – Она почти выплюнула словечко «этому».

– Меня приглашали на бал в честь Йоля, но получили отказ. – Вторую часть фразы я произнесла очень поспешно. Я не хотела, чтобы она решила, будто я пренебрегаю ее двором.

– Как это высокомерно и как похоже на Тараниса!

– Если я осмелюсь заметить, – осторожно сказал Дойл, – моя королева не в лучшем расположении духа, хотя только что от души развлеклась. Что же ее так расстроило?

Дойл был прав. Я видела, как Андаис возвращалась из комнаты пыток, напевая. Покрытая запекшейся кровью – и напевая. Она сейчас отлично провела время – на ее вкус, – и все же она была не в духе.

– Я взяла всех, кого считала способным выпустить Безымянное или призвать Старейших. Я допросила их самым тщательным образом. Если б кто-то из них это сделал, они бы уже сознались. – Голос ее звучал теперь устало, гнев начал уходить прочь.

– Не сомневаюсь, моя королева, что допросить их более умело не мог бы никто, – сказал Дойл.

Она смерила его тяжелым взглядом:

– Ты надо мной смеешься?

Дойл склонился так низко, как позволяло пространство.

– Никогда, моя королева!

Она провела рукой по лбу, размазав кровь по белой коже.

– Ни один сидхе нашего двора этого не делал, мой Мрак.

– Так кто же тогда? – спросил Дойл, не выпрямляясь.

– Мы – не единственные сидхе в этом мире, Дойл.

– Королева говорит о дворе Тараниса? – спросил Холод.

Ее взгляд метнулся к Холоду, глаза неприязненно сузились.

– Именно так.

Холод склонился, точно как Дойл:

– Я не хотел проявить неуважение, ваше величество.

Дойл спросил из своей неловкой позы:

– Королева сообщила королю об опасности?

– Он отказывается поверить, что кто-то из его прекрасного сияющего двора способен сотворить такое. Он говорит, что никто из его людей не знает, как вызвать старых богов, и что никто не прикоснулся бы к Безымянному, поскольку им нечего с ним делать. Безымянное – это забота неблагих, а старые боги – это привидения, а значит, опять-таки наша проблема.

– А что же тогда забота Благого Двора? – спросила я. Мне до жути не хотелось снова привлекать к себе ее внимание, но мне хотелось знать. Если ни то, ни другое не касается благих, то что же их касается?

– Отличный вопрос, племянница. В последнее время Таранис, похоже, не желает марать руки ничем, хоть сколько-нибудь значимым. Не знаю, что с ним произошло, но он, кажется, все глубже и глубже погружается в свой маленький мирок, созданный из иллюзий и его собственной магии. – Она задумчиво скрестила на груди окровавленные руки. – Это должен быть кто-то из его двора. Кто-то из них.