Животный смех обычно заразителен; как ни странно, этот таким не был. Точнее, для нас не был. Я расслышала, как присоединились к Андаис ее подручные. Наверное, Иезекииль и его ассистенты решили, что это страшно смешно. У палачей особое чувство юмора.

Смех поутих, и Андаис выпрямилась, вытирая глаза. Наверное, мы все задержали дыхание, ожидая, что она скажет. Она перевела дух и все еще смеющимся голосом заявила:

– Только вы сегодня сумели меня порадовать, и за это я дам вам поблажку. Хоть я так и не поняла, что дурного сделать передо мной то, чем вы займетесь, как только я вас покину. Какая вам разница?

Мы мудро придержали свои мнения при себе. Подозреваю, мы все догадывались, что если она до сих пор не понимает разницы, то никому и не удастся ей объяснить.

Королева исчезла, оставив нас троих перед зеркалом, снова отражавшим наши взгляды. Я была ошарашена, потрясена едва не разразившейся катастрофой. Лицо Дойла почти ничего не выражало. Холод вскочил с кровати и заорал так яростно, что на крик тут же сбежались все остальные с оружием наготове.

Рис озадаченно оглядел комнату.

– Что стряслось?

Холод крутнулся к нему, обнаженный и безоружный, но тем не менее пугающий до судорог.

– Мы ей не цирковые зверушки!

Дойл встал и жестом велел всем убираться. Рис посмотрел на меня, я кивнула. Они вышли, аккуратно прикрыв дверь за собой.

Дойл тихонько заговорил с Холодом. Большей частью это были обычные уговоры, но кое-что он повторял особенно настойчиво. «Мы здесь в безопасности, Холод, – слышала я снова и снова. – Здесь она ничего не сможет нам сделать».

Холод поднял голову и вцепился в плечи Дойла. Хватка его бледных пальцев оставила следы на темной коже Дойла.

– Ты что, еще не понял, Дойл? Если ни один из нас не станет отцом ребенка Мерри, мы все снова будем игрушками Андаис, надоевшими игрушками! Я этого больше не вынесу, Дойл. – Он встряхнул Дойла за плечи. – Я не вернусь к старому, Дойл, я не смогу! – Он снова и снова тряс Дойла. Я все ждала, когда Дойл разорвет хватку и оттолкнет Холода, но он этого не сделал. Он только сжал руками плечи Холода – и все.

Сквозь серебро волос Холода я уловила блеск слез. Холод медленно опустился на колени, его ладони скользили по рукам Дойла, но так и не оторвались от них. Он прижался лбом к Дойлу, обнимая его.

– Я не могу, Дойл, не могу… Лучше умереть. Я истаю, но не вернусь.

С последней отчаянной фразой он зарыдал – глухими, настоящими рыданиями, исходившими из самой глубины его души. Рыдания будто разрывали его.

Дойл молча ждал, пока он выплачется, а когда он затих, мы с Дойлом отвели его в постель. Мы уложили его между собой; Дойл обнимал его со спины, а я спереди. И ничего сексуального в этом не было. Мы не размыкали объятий, пока он не заснул, устав от рыданий. Мы с Дойлом посмотрели друг другу в глаза над скорчившимся Холодом. Выражение глаз, лица Дойла ужасало больше, чем вид Андаис в запекшейся крови.

Этой ночью на моих глазах родилась пугающая уверенность… А может, она родилась раньше, а я только сейчас поняла. Дойл тоже не вернется назад. Я читала это в его глазах.

Мы обнимали Холода. В конце концов мы тоже заснули.

Где-то посреди ночи Дойл поднялся и ушел. Я проснулась от его движения, но Холод не пошевелился. Дойл нежно поцеловал меня в лоб и провел рукой по мерцающим волосам Холода.

Он шепнул на грани слышимости:

– Обещаю.

Я приподнялась, чтобы спросить:

– Что обещаешь?

Но он только улыбнулся, качнул головой и вышел, тихонько притворив дверь.

Я прильнула к Холоду, но сон оставил меня. Слишком много было неприятных мыслей, чтобы заснуть. Окно посерело от близящегося рассвета, когда я все же забылась беспокойным сном.

Мне приснилось, что я стою рядом с Андаис в Зале Смертности. Все мои стражи были прикованы к орудиям пыток, еще невредимые, нетронутые – только они сияли чистотой в этом черном месте. Андаис снова и снова предлагала мне пытать их. Я отказывалась и не давала ей к ним притронуться. Она угрожала мне и им, а я все отказывалась, и из-за моего отказа она почему-то не могла к ним прикоснуться. Я удерживала ее, пока тихий стон Холода не разбудил меня. Он метался во сне. Я разбудила его осторожно, как только могла, погладив по руке. Он проснулся со сдавленным криком и диким выражением в глазах.

Другие стражи сбежались на крик. Я успокоительно им махнула и прижала к себе Холода.

– Все хорошо, Холод, все хорошо. Это просто сон.

Он задохнулся от возмущения и с яростью заговорил, зарывшись в меня лицом, сжимая меня крепко, до боли.

– Это не сон. Это было. Я это помню. Я это всегда буду помнить.

Дойл уходил последним, медленно закрывая дверь. Я поймала взгляд темных глаз и поняла, что он пообещал.

– Я не отдам тебя ей, Холод, – сказала я.