Разумеется, нельзя заранее, на земле, спланировать все варианты воздушного боя. Очень часто групповой бой распадается на бой между парами, и тогда многое зависит от инициативы каждой пары (общий руководитель боя в данном случае просто не в состоянии охватить всю картину сражения, но ничего страшного в этом нет, особенно если все пары действуют, исходя из заранее поставленной задачи - нанести максимальный урон противнику). Повторяю, вариантов воздушного боя множество, поэтому регламентировать действия каждой пары невозможно, да и не нужно.

Важно другое - ведущий должен определить начало боя, начало атаки. От этого зависит практически успех сражения. Если первая атака проведена внезапно и стремительно, то это сразу же склоняет чашу весов в бою в пользу атакующего, определяя его дальнейшее преимущество. А для того чтобы первую атаку провести неожиданно для противника, нужно не только увидеть его раньше, чем он тебя обнаружит, но и сманеврировать так, чтобы поставить атакующую группу в лучшее по сравнению с врагом положение - начать атаку с направления, которое невыгодно для противника - со стороны солнца или из-за облаков, например. Чтобы осуществить все эти маневры, летчику-истребителю необходимы тактическое чутье и самообладание.

Теперь представьте, как трудно руководить боем, если один из твоих подчиненных не слушает твои команды и очертя голову атакует противника. А именно так очень часто поступал в бою Владимир Галицкий.

– Я как увижу их, прямо невменяемый какой-то делаюсь, - оправдывался Володя.

Нам от такой "невменяемости" было только хуже. Заводишь, бывало, группу на атаку, а Галицкий, являясь ведомым группы прикрытия, вдруг без всякой команды атакует самостоятельно бомбардировщики. Ну, собьет он самолет (тут надо отдать ему должное), однако начало боя уже скомкано, противник нас уже заметил, первая атака оказывается сорванной, и бой протекает очень напряженно.

А надо сказать, что все это происходило во время Курской битвы, когда мы вели ожесточенные бои с гитлеровцами за господство в воздухе, когда вылеты следовали один за другим, когда каждый человек и каждая машина были на счету, когда особенно важно было не только сбить самолет врага, но и самому не понести потерь. А тут вот такой "невменяемый".

Я ничего сделать с Галицким не мог, и приказом командира полка его перевели в первую эскадрилью - к Павлову. Когда Галицкий явился представляться комэску-1, тот без педагогических обиняков сказал:.

– Слушай, сержант, если будешь продолжать шалопайничать, всей эскадрильей набьем тебе морду.

– Понял, - сказал Галицкий и пообещал: - Все будет в норме.

И не сдержал слова, жестоко поплатившись за это. Дело было так. Галицкий шел замыкающим ударной группы на перехват бомбардировщиков. Но не успели наши истребители занять удобную позицию для атаки, как Галицкий, заметив ниже и чуть правее их группы пару "мессершмиттов", ринулся в атаку. Ему удалось сбить один "мессер", но при выходе из атаки он попал под огонь следующей пары немецких истребителей, которых просто не заметил. Командир нашей группы прикрытия видел атаку Галицкого, но ничем ему помочь не мог, так как основная группа в этот момент уже начинала атаку бомбардировщиков и надо было прикрыть ее сверху...

Так погиб Володя Галицкий, смелый летчик, хороший парень. Погиб потому, что не сумел "переломить" себя, несмотря на всю свою отвагу. Сбил Володя около десятка самолетов. И, сумей он соединить в себе качества летчика-истребителя со своей отчаянной храбростью, сбил бы еще больше. И не было бы тогда этой нелепой гибели.

Саша Павлов на земле и в воздухе

Комэск-1 капитан Павлов пользовался в нашем полку исключительным авторитетом. Мы любили его за трезвость ума, за надежность в бою, за то, что никогда не терялся Саша в самых сложных ситуациях. Есть люди, о которых говорят: "Этот твердо стоит на ногах". Александр Павлов был именно таким человеком. Не один десяток совместных боевых вылетов сделали мы с ним, и я всегда знал: -на Павлова можно с уверенностью положиться в самом трудном бою.

Для Саши вообще не было безвыходных положений. Его прирожденное летное чутье и высокая техника пилотирования становились решающими факторами в тех случаях, когда иные пасовали. Если о летчике можно сказать "пушкинский талант", то у Саши он был наверняка. И в характере Павлова было что-то пушкинское - искрометность, неиссякаемая бодрость, цепкость мастера и... мальчишеское озорство.

Помню, вызывает меня командир полка вместе с другими комэсками. Пока я шагал из расположения своей эскадрильи, Павлов и комэск-3 Лобанов уже пришли на КП. Тропинка ведет меня вдоль кромки леса между капониров. Вдруг слышу рев самолетов. Неба за деревьями мне не видно, поэтому я не знаю, что происходит в воздухе. Однако уже на подходе к КП слышу знакомый свист и вой падающих бомб. Недолго думая, падаю на землю. Свист мгновенно прекращается - взрывов нет. Встаю и вижу улыбающихся Павлова, Лобанова, штабных офицеров.

Оказывается, Павлов пообещал:

– Сейчас я Саню положу на землю.

Были у нас ракеты, напоминающие при полете звук падающих бомб. Вот такими-то ракетами и выстрелил Павлов, заметив, что я приближаюсь к КП.

Когда я поднялся, Саша как ни в чем не бывало участливо спросил:

– Что, Саня, ложишься? Устал, что ли?

– Один - ноль в твою пользу, - отвечаю, - подожди, отыграюсь.

Случай отыграться представился довольно скоро. Когда моя шестерка выруливала на взлет, я заметил, что Павлов со своими ребятами сидит неподалеку, "травит баланду", тычет в мою сторону пальцем и хохочет. И ребята его смеются. "Подожди, сейчас тебе не до смеха будет", - подумал я и дал команду своей группе развернуться на взлетную полосу точно возле Павлова. А сидел он со своими летчиками, надо сказать, около песчаной дороги.