Шрифт:
— Привет, это тебе цветы.
— Что с Мишей?
— С ним все хорошо. Операция закончилась благополучно, он будет жить. И жить с сердцем внутри грудной клетки.
Я стою не шевелясь, после чего буквально приземляюсь на кровать. Меня трясет. Неужели все позади? Миша будет жить! Боже. А Герман продолжает:
— Какое-то время ему придется провести в больнице. Он слаб… За ним будет осуществляться уход. Самый лучший.
Я медленно перевожу взгляд на Германа. Он с таким упоением рассказывает о том как будут заботиться о Мише, зачем-то принес мне цветы… Все это меня наталкивает на мысль, что он знает правду. Кто отец моих детей.
— Спасибо. Можно я побуду одна?
— Нет, мне нужно с тобой обсудить один важный вопрос. Это ненадолго, — заметно мрачнеет, а я киваю:
— Какой вопрос? — замираю. Взгляд снова падает на букет. Становится страшно…
— Я выяснил, — откашливается, — В общем я выяснил что ты меня не обманывала… По крайней мере по части детей. Я — отец близняшек…
— Ошибаешься, — говорю быстрее чем успеваю подумать, — Ты не отец. Отец твой водитель. А ты… Ты нет.
— Врешь, — сжимает бледные губы, — Ты сейчас обижена, и я прекрасно понимаю твои чувства. Но… Я понял что ошибся. И поэтому хочу загладить свою вину.
— Герман, плевать я хотела что ты там понял. Я тебя благодарю за то что ты организовал борт для Миши. Ты спас ему жизнь. Но это не твой ребенок.
— Мой! — рявкает, а я прикладываю палец к губам. Но поздно. Разбуженный скандалом Котя начинает хныкать. Герман недовольно вздыхает, а я беру ребенка на руки, и он тут же успокаивается.
— Не кричи, — произношу шепотом, но Германа так просто не угомонить. Он вытаскивает из-за пазухи какой-то документ, разворачивает его и кладет на стол.
— Ты зря упрямишься. — он не сводит с меня глаз, — Я сделал тест ДНК. Еще в Мурманске. С результатом можешь ознакомиться. Хотя ты, думаю, и сама обо всем догадалась. И я не хотел бы портить отношения просто так. Я понимаю, ты обиделась что я тебе не поверил, но ты тоже должна меня понять…
— Герман, — отвечаю совсем тихо, — Во-первых, ты меня понимать не захотел. Ты даже не выслушал меня, выставил за дверь как нашкодившего котенка. С чего это я должна быть понимающей?
— Потому что тебе это выгодно! — пожимает плечами. Какой он непосредственный, с ума сойти. И смешно, и грустно.
— А в чем выгода? — кладу ребенка обратно. Кажется заснул.
— У меня денег столько, что хватит на десять поколений вперед!
— И родственники, готовые пойти на все что угодно, в том числе и на убийство. А тебе с ними нормально. Так вопрос: на сколько хватит твоих миллионов? — невольно усмехаюсь, хотя ситуация не смешная, — Да и веришь ты им, хотя сто процентов они не раз и не два выдавали свои истинные намерения. А это значит, что тебе легко заморочить голову.
— На что ты намекаешь? — мрачнеет. Мои слова ему не нравятся, а у меня для него других нет. И хотя глядя на Германа, мое сердце до сих пор замирает, я понимаю, что с таким каши не сваришь. Ну какой он отец, если ему годами морочили голову, а он и радовался?
— Я не намекаю, я тебе говорю прямым текстом: такие как ты потомства не оставляют, потому что не способны его сохранить, не способны позаботиться. Поэтому если ты и правда хочешь чтобы дети выжили, дай нам спокойно вернуться в Мурманск.
Глава 30. Герман
Глава 30. Герман
Слушая Катю, я злюсь так, что с трудом держу себя в руках. Меня глубоко возмущает, что она считает меня ненадежным отцом, это во-первых, а, во-вторых, ее рассуждения о моих родственниках… Это очень серьезное обвинение! Хотя я понимаю, что Катя не просто так говорит об этом, не из злобы. В конце концов Котя лежит в больнице с отравлением… И кто-то в это чертово пюре положил яд!
Хотя мне хочется думать, что произошла трагическая ошибка, а не злой умысел. Что не могут мать и брат настолько желать зла мне и моим детям… Но… Нужно провести расследование, чтобы поставить все точки над «i».
— Ты слишком резкая, — цежу сквозь зубы, — Но в твоих словах некоторая доля правды может быть и есть. В том смысле что это ненормально, что случилось в моем доме. Но не более того.
— А охрану ты мне по приколу выставил? — усмехается. А я смотрю на ее красивое лицо… И как же хочется обнять Катю! Кто бы знал! Она поменялась внешне. Но мне кажется, что стало только лучше. Исчезла припухлость на лице, характерная для молодых девушек. Теперь черты острее, а взгляд — глубже. Я бы на ней и правда женился! Но… Хотя неизвестно, было ли это «но». И если его не было… Значит я полный идиот!