Разобравшись с первым впечатлением, инспектор изучил этот предмет немного внимательнее. Обе стороны белого листа бумаги были заняты под длинное послание, напечатанное очень мелким шрифтом. Чёрные чернила во многих местах облупились, из-за чего буквы выглядели несколько размытыми, и текст был не очень разборчивым. Гэлбрайт, в чьи обязанности входило расшифровывать непонятные рукописные сообщения, не видел ничего сложного в том, чтобы понять, что именно было написано в машинописном документе.

«Для наивного человека среднего возраста», так было озаглавлено это загадочное письмо. Почему-то инспектор сразу догадался, что оно было адресовано именно ему, и, слегка обидевшись на определение «наивный», начал читать.

«Я не буду называть Тебя по имени, потому что очевидно, что послание предназначено только для Тебя», — так начиналось это послание.

— Тогда почему бы тебе не представиться? — прошептал Гэлбрайт одними губами, чтобы таксист его не услышал.

«Ты ведёшь себя как влюблённый подросток, и, знаешь, наблюдать за любовными страданиями со стороны довольно неприятно. А если честно, то это просто раздражает. В стародавние времена мне довелось наблюдать за двумя людьми, которые испытывали чувства к одной и той же девушке. Все трое были одного возраста, и их связывал тот факт, что они вместе учились в одной семинарии».

— Зачем мне знать о какой-то истории любви между тремя школьниками? — саркастически спросил Гэлбрайт неизвестного автора этих строк.

«Первый юноша — назовем его для краткости Парфенионом — влюбился в девушку — назовем её Евдокией — с раннего детства. Он следил за каждым её шагом, поклонялся ей как Богине, но в то же время боялся приблизиться к ней, избегал её взглядов и стыдился, когда незнакомые люди произносили при нем её имя. В то время как второй юноша — Андроник — заинтересовался этой мадемуазель уже тогда, когда его учеба в семинарии подходила к концу. В отличие от Парфениона, он не колебался и во время каникул воспользовался представившейся возможностью и уединился с Евдокией в её доме. После этого Андроник был с позором исключен из семинарии, но зато у него и Евдокии родился ребёнок. Факт рождения наследника полностью компенсировал то обстоятельство, что его отец остался с незаконченным средним образованием».

— Молодец, что я могу сказать... — саркастически заметил Гэлбрайт.

«Если Ты не смог установить связь между этой историей и Твоей текущей ситуацией, то уж извини меня за то, что я не принял во внимание Твой уровень знаний и коэффициент интеллекта».

— А вот это уже хамство! — инспектор едва сдержался от того, чтобы не закричать.

«Поэтому я позволю себе оказать Тебе услугу, поскольку считаю Тебя опытным человеком, который сможет решить сложную задачу, если ему дать несколько подсказок».

— Что, сначала оскорбил, а потом льстишь? — это письмо всё больше задевало Гэлбрайта за душу.

«Главная причина, по которой я пошёл на уступки, заключается в том, что мне надоело наблюдать за тем, как взрослый человек криминальной профессии дрожит над порученным ему делом, точно так же, как Парфенион боялся приблизиться к Евдокии. Ты, как тот юноша, теряешь почву под ногами, когда упоминается имя жертвы, из-за чего вместо расследования, которым Ты должен заниматься, Ты на самом деле просто топчешься на месте».

— Интересная ассоциация, — подумал инспектор, постепенно успокаиваясь.

«Но все, что Тебе нужно, — это смело смотреть в лицо опасности, не бояться делать резких движений и не принимать во внимание трудности, как тому, второму подростку. При таком положении дел Ты, как и Андроник, получил бы то, чего хочешь — в его случае это был сын, а в Твоём — чувство выполненного долга. Увы, к сожалению, ты вряд ли сможешь это сделать — характер человека невозможно просто так изменить нравоучительными советами — поменяется только объем его знаний, но в остальном он останется прежним».

— Ну конечно, люди же никогда не меняются, — вспомнил Гэлбрайт известное изречение.

«Поэтому я закончу напоминанием Тебе о том, о чём Ты должен был узнать за всё это время — В начале было Число. Дважды — Четыре и Пять. Отныне я просто буду надеяться на то, что Ты сможешь разгадать головоломку, с которой справятся даже те люди, которые испытывают серьезные проблемы с арифметикой и логикой».

На этой несколько презрительной и высокомерной ноте письмо подошло к концу. Гэлбрайт скомкал листок бумаги и выбросил его в боковое окно машины — боковым зрением он успел заметить, как порыв ветра подхватил его и понес куда-то в тёмные просторы ночного шоссе. Откинувшись на спинку сиденья, инспектор на долю секунды подумал о том, что это был поступок не полицейского, обязанного хранить вещественные доказательства, но взволнованного романтика. В любом случае, Гэлбрайта это не особо волновало, как и тот факт, что, когда он опускал стекло, то в машину ворвался необычайно холодный ветер.