— Что вы имеете в виду? — страх Гэлбрайта уступил место недовольству.

— Я говорю о том, что такому человеку, как вы, не подобает напиваться до беспамятства, — укоризненно сказал мужчина.

— Что вы себе позволяете? — полицейский нахмурился.

— Ну а как ещё вы умудрились забыть, что сегодня двадцать седьмое декабря? — таксист подмигнул ему и наконец повернулся обратно к лобовому стеклу.

— Вы, должно быть, шутите... — этот ответ поставил Гэлбрайта в тупик.

— Ничего подобного, — пробормотал таксист, — проверьте сами, если мне не верите! — и он сделал жест левой рукой.

Уже вышедший из себя инспектор послушно выполнил указания мужчины и выглянул в боковое окно — они ехали по прямой дороге, по обе стороны которой простирались заснеженные поля, за которыми едва угадывались редкие здания. Единственным источником света были фары автомобиля, которые освещали дорогу впереди него, и в этом свете было хорошо видно, как редкие снежинки кружатся в воздухе и медленно падают на заснеженный асфальт. Гэлбрайт был сбит с толку и схватился за голову обеими руками. Вид природы за окном машины безмолвно дал ему понять, что у него оставался только один способ объяснить себе происходящее вокруг — а именно то, что произошло чудо, и полицейский необъяснимым образом переместился во времени.

В связи с этим он вдруг вспомнил, что в детстве он читал книгу — сборник фантастических рассказов, — в которой было много интересного, но одну историю он запомнил надолго. Насколько Гэлбрайт мог теперь вспомнить, в ней речь шла о двух студентах, которые нашли сломанные напольные часы в доме пожилого родственника. Взяв их с собой, они показали их профессору, и тот решил их завести. Его действия привели к тому, что вся троица вдруг угодила в прошлое, во времена Восьмидесятилетней войны. С годами инспектор забыл имя автора рассказа, его название и почти все детали, но то обстоятельство, что в этом произведении действие внезапно перенеслось из девятнадцатого века, который был ему более или менее знаком, в шестнадцатый, запечатлелось в его памяти.

Гэлбрайт поднял глаза к потолку — от всех впечатлений, которые он пережил за этот день, у него закружилась голова. Здравый смысл подсказывал ему, что фантастика — это вымысел, но сейчас-то он находился в реальности! Если бы он попытался вкратце описать кому-нибудь постороннему то, что с ним только что произошло, то результатом было бы полное непонимание со стороны случайного человека — ведь получалась такая бессмыслица, что инспектор сел в такси осенью, после чего на улице сразу же наступила зима. Как самая обычная и банальная легковушка смогла переместиться на два месяца вперёд?

Из этого бешеного водоворота мыслей инспектора вывел знакомый тенор. Гэлбрайт отвернулся от окна и прислушался — голос пел под аккомпанемент джаза, который доносился из радиоприемника. Пассажир не удержался и тронул водителя за плечо.

— Послушайте, это не... — и инспектор произнес два слова, которые звучали как название французского журнала мод.

— Да, это они, — утвердительно кивнул водитель, которому, похоже, тоже было приятно слушать эту песню.

— Они действительно выпустили новый альбом в этом году? — Гэлбрайт был удивлён.

Он вспомнил о том, что эти ребята в этом году были настолько заняты гастролями, что у них просто не было времени собраться в студии и порадовать своих преданных слушателей очередным полнометражным шедевром.

— Какой ещё альбом? — спросил водитель. — Только один трек.

— Хм... — полицейский почесал подбородок.

— Но это не просто случайная композиция, — начал уточнять водитель, — но песня к новому фильму Эрнста Вильгельма Вендерса!

Гэлбрайт никогда раньше не слышал об этом человеке. По-видимому, он просто не особенно интересовался тем, что в последнее время происходило в мире кино.

— Ладно, я был рад узнать об этом, — поблагодарил его Гэлбрайт и откинулся на спинку стула.

Он начал слушать песню, лившуюся из динамика радиоприемника. Красивый голос вокалиста обладал манящей и гипнотической силой, которая идеально сочеталась с аккомпанементом, очень похожим на джаз, что было совершенно нехарактерно для этих ребят, которые в основном играли на синтезаторах. Текст невольно запал в душу Гэлбрайту — насколько он мог понять, лирический герой этой песни чувствовал себя чужим в реальном мире, и поэтому он отправился в загробный мир, который считал своим истинным домом. В припеве он взывал к своим родителям, надеясь на подобающий прием с их стороны. Инспектору показалось, что подобный текст явно предназначался для тех, кто разочаровался в жизни.

Анализируя содержание песни, игравшей на случайном канале радио, Гэлбрайт не мог не подметить её сходство с заупокойной мессой. И он не мог не задаться вопросом, по ком звучит этот реквием? По Джордану Тёрлоу — молодому человеку, которому не было места в этой жизни? Может быть, по Делии Йонс — маленькой девочке, которая не успела познать этот мир? Или, в конце концов, по нему самому, инспектору Гэлбрайту, который недавно был вынужден бросить все свои силы на то, чтобы понять смысл жизни?