Игнэйр скучающе остановился и лениво повернулся к Элисару, застывшему на месте с враждебным выражением лица. Не сдержавшись, задорный парень растянул губы в угрожающе мрачной улыбке и сузил глаза. По птичьи склонив голову, он усмехнулся.

— Правда, сладкий? Думаешь сумеешь сладишь со мной? Не лезь ко мне и без тебя забот по горло, — к концу парень с пылающими волосами перестал скалиться и расслабил лицо. — Уж не знаю, что я там у тебя отобрал, но я не хочу возвращаться в тот ад. У меня была надежда на то, что я смогу выбраться, но вы все тащите меня обратно. Где для тебя перспектива, для меня — отчаяние, Инги.

Закончив речь, Флатэс побрёл дальше, не перерывая размышлений о былых временах. Он старался понять, чего же хочет на самом деле и чего боится, что мешает снова подчинить огонь, но так и не находил единственного и верного ответа, хоть и понимал, что первостепенную роль играет страх.

Академец осознавал, хоть семья относится к нему с трепетным пониманием, но всё равно гнёт свою линию. Если так они выражают заботу, то лучше им и вовсе не пытаться, ведь этими потугами делают только хуже. Уж в это он верил со своей непривычной ему святостью.

Игнэйр и заметить не успел, как ноги принесли его к реке, где он не появлялся уже чуть не больше месяца. Ничего не изменилось: вода все так же игриво журчала, аккомпанируя вокалу ветра и птиц, разносящих свои мотивы на сотни метров. Трава стала пестрить заметной синевой, постепенно сменяя сочный зелёный оттенок. Небольшие цветочки по-прежнему усеивали травяное полотно, подобно бабочкам, готовым вспорхнуть в любой момент. К великому разочарованию, Флатэс чувствовал, что больше не вписывается в этот пейзаж, ведь в нём произошли заметные изменения.

Прежняя сдержанность заметно таяла на глазах, мысли всё чаще очернял гнев, а поведение стало меняться так сильно, что академец грозился потерять свою маску вечно задорного мальчишки.

Уже на автомате подцепив из кармана брюк зажигалку, он чиркнул ей, скользнул пальцем по колёсику и стал заворожённо наблюдать за пламенем. Флатэс ждал момента, когда то оживёт и набросится на него, попытается поглотить и затянет в топи, откуда вернуться будет уже невозможно. Тем не менее он не мог ослушаться наказа отца. Понимал, что нужно снова попытаться, даже если огонь в этот раз его не пожалеет.

Стянул митенки и отложил на землю. Стараясь проглотить старые воспоминания и зудящий на подкорке памяти страх, он решительно протянул руку. Разозлился своей пугливости и в гневе позволил шарику пламени увеличиться в несколько раз. То, словно так и должно быть, на удивление, повиновалось и даже откликнулось, позволив повелевать собой. Оно танцевало и переливалось на его ладони, завораживая свечением и привлекая источаемым жаром. Злость постепенно растаяла, сменилась радостным возбуждаем, пока следом не появился и страх.

Игнэйру показалось, что он почувствовал его присутствие, словно тот в виде огромного и искорёженного тебрарума стоял прямо позади и ждал, когда же парень дрогнет, чтобы вцепиться в него. Замерев, он ощутил, как по торсу прокатились мурашки, а после в памяти снова начали вспыхивать душащие воспоминания. Взрыв! Пламя и в этот раз не пожалело хозяина. Оно яро набросилось на его одежду и стало подбираться к изуродованной коже на руках, точно тигр, что перестал подчиняться дрессировщику. Не сдерживаясь, Флатэс вскрикнул от одичавшего страха, но с места так сдвинуться и не смог.

«Сгорю! Я сейчас сгорю! Как иронично, чёрт возьми», — подумалось ему.

Однако в эту же секунду по нему ударил яростный порыв ветра, что отбросил Игнэйра прямиков в воду. Погружаясь в охлаждающие потоки, академец распахнул глаза и увидел ласкающую кожу жидкость. Он не успел сообразить, что происходит, как обрушившиеся в воду руки, рывком вытянули его обратно на берег. Смахивая с лица воду, огненный парень увидел перед собой разъярённое лицо Элисара. Оно находилось так близко, что он видел в его глазах беснующийся гнев и напряжённо дёргающиеся желваки. Его кулаки стискивали обгоревшую футболку Игнэйра с такой силой, что ткань жалобно закряхтела. Одним рывком, он притянул его ещё ближе и встряхнул, старался привести в чувство, поймать зрительный контакт.

— Отпусти, я должен сгореть! — надрывно и истерично завопил Флатэс, цепляясь за запястья Ингелео.

Разум словно отключился. Флатэс окончательно перестал соображать, ему чудилось, что он в огне, что он горит, а рядом, совсем неподалёку охвачена пламенем и сестра. На глазах скопились слёзы, что крупными каплями бросались бежать по лицу, точно остерегаясь, что и их достанет огонь. Он видел вокруг лишь дым с буйствующими языками пламени, слышал крики Экли и свой, чувствовал вонь горящей плоти и задыхался, задыхался, задыхался.