Я бросаю ей вызов.

Я действительно бросаю ей вызов.

***

Спешу по проходу школьного театра и толкаю дверь. Я бросаю рюкзак у стены, моя юбка в сине-черную клетку задевает бедра, когда я перехожу на бег трусцой.

Джереми Боксер и Адам Сорретти несут охапки дерева и ткани, и пара галлонов краски свисает с их пальцев, когда я прохожу мимо них и направляюсь к списку актеров, который уже вижу на доске объявлений.

Мое сердцебиение ускоряется. Что же там? Последние восемь часов учебы, тренировок и ожидания были пыткой, но я буду на седьмом небе от счастья всю оставшуюся жизнь, если хоть что-то пойдет по-моему в ближайшие две секунды.

Я прижимаю ладонь к доске, чтобы остановить себя, когда провожу указательным пальцем вниз по списку в поисках сначала не своего имени.

Я останавливаюсь и с надеждой смотрю, кому досталась роль Меркуцио, но знаю ответ еще до того, как увижу его.

Каллум Эймс.

Опускаю руку, борясь с желанием заплакать, когда смотрю на список и тяжело выдыхаю. Я прослеживаю линию от Меркуцио до Каллума еще три раза, чтобы убедиться, прежде чем мне даже придет в голову просмотреть лист в поисках моего имени, чтобы узнать, дали ли мне вообще какую-нибудь роль, хотя я уже не буду играть, кого хотела.

И вот я. Медсестра… Оливия Джэгер.

Я качаю головой и отворачиваюсь, задерживаясь лишь на мгновение. Да пошло оно все. Срываюсь с места, мое разочарование превращается в гнев, который, я знаю, не принесет мне никакой пользы, но на этот раз я не позволю ему сорваться с крючка. Я распахиваю дверь кабинета мисс Ламберт, нахожу его пустым, а затем иду дальше по коридору, захожу за кулисы и вижу, как она склонилась над чертежным столом, просматривая эскизы.

Обхожу стол и встаю напротив нее.

— Четыре года, — со злостью в голосе говорю я, продолжая именно с того места, на котором мы остановились в прошлый раз, когда у нас с директором театра состоялся этот разговор.

Она поднимает на меня глаза, ее короткие каштановые волосы заправлены за уши.

Я продолжаю:

— Почти четыре года создания декораций, пошива костюмов и выполнения любой другой черной работы, о которой вы меня просили, — припоминаю ей. — Я провела здесь больше времени, чем со своей семьей.

— И ты получила роль.

— Медсестры? — Я практически выплевываю это.

— Ты не хотела быть Джульеттой.

— Ромео не захотел бы Джульетту, если бы провел с ней больше одного танца, прежде чем жениться на ней!

Я кричу на учительницу, но я рядом с ней дольше, чем с кем-либо, поэтому знаю, что она позволит выплеснуть все, как мама, которая все еще любит тебя, даже когда ты облажаешься.

Хватаюсь за чертежный стол с обеих сторон и сверлю ее взглядом.

— Меркуцио — самый динамичный персонаж в пьесе. В нем есть возможность для переосмысления, я имею в виду…

И я замолкаю, понимая: нет смысла говорить то, что я говорила раньше. Возможность заново изобрести его стала бы воплощением мечты. Что, черт возьми, мог сделать Каллум Эймс, кроме как хорошо выглядеть в гульфике? И даже это спорно.

Мисс Ламберт сворачивает свои чертежи:

— Администрация не позволит девушке играть мужские роли.

— Почему нет? Они потратили сотни лет, играя женские.

Она смотрит на меня так, будто мне стоит остановиться, а затем направляется к другому рабочему столу.

Я следую за ней.

— Он скептичный, он грубый, он вспыльчивый. Он единственный, у кого есть потенциал для развития.

Учительница смеется себе под нос.

— Скептичный.

Да, скептичный. Я поняла, что это не модно в католической школе, но я думаю, что она поняла тот факт, что если это «в», то я «вне».

— Пожалуйста, — прошу я, и мне ненавистно слышать уязвимость в своем голосе.

— Нет, — отвечает она.

— Я заслужила это.

— Нет.

Я стою там, наблюдая, как мисс Ламберт закрывает ноутбук и собирает свою дорожную кружку и сумки.

Не могу играть медсестру. Меня не волнует, что эта роль небольшая. Не в этом дело.

Но я уверена в своих силах, и я потрачу на это свое время. Я знаю, чего стою.

— Вы вообще спрашивали их? — обвиняю я.

Знает ли администрация вообще о возможности, которую я хотела бы получить?

Она останавливается и смотрит вверх, выпрямляясь. Мягкий взгляд ее глаз говорит мне, что она хочет осчастливить меня, но…

Мисс Ламберт не будет бороться за меня.

— Никаких переосмыслений, — повторяет она. — Никаких переосмысленных костюмов. Никакого Меркуцио.