Папа хмурится.

— Тебе обязательно заходить так далеко?

Мама отхлебывает вино. Ее глаза встречаются с моими, сверкающие лесные. Как одинокое пламя, мерцающее над свечой.

— Я говорю очевидное, Джарод.

— Если ты собиралась просто жаловаться, тебе следовало держаться подальше.

Отец сворачивает салфетку и бросает ее в свою тарелку.

— Поверь мне, я хотела этого. Но когда я получила приглашение, я не смогла отказаться.

Отец сжимает пальцы в кулаки и больше ничего не говорит. Баланс сил нарушается. Так всегда бывает, когда в комнату входит мама. Может, папа и был молодой, мятежной рок-звездой, привлекшей внимание мамы, но именно она заставила его стучаться в нужные двери и встречаться с нужными людьми.

Она сделала Джарода Кросса.

Часть меня надеется, что она сможет и закончить его.

Новая жена отца внезапно поднимается из-за стола. Ее улыбка дрожит. В любую минуту она может рассыпаться.

— Я чувствую себя немного плохо. Пойду прилягу, пока не придет время возвращаться домой.

— Я пойду с тобой. — Говорит мисс Джеймисон.

Зейн наклоняется вперед, словно намереваясь проводить ее. В последний момент он останавливает себя и остается сидеть.

Наша учительница литературы обхватывает локоть матери и идет с ней вверх по лестнице.

Глаза Зейна смотрят на них, наполненные тоской, которая мне хорошо знакома.

Потому что я чувствую это каждый раз, когда смотрю на Каденс.

Мои пальцы успокаивающе сжимаются вокруг его плеча.

Он отстраняет меня и отодвигает свой стул.

— Я тоже закончил.

Я бросаю взгляд на Финна. Мы с братом обмениваемся ничего не выражающим взглядом, прежде чем Финн встает и идет за Зейном.

Мама обращается к отцу.

— Джарод, давай поговорим.

Мартина, наша экономка, ждет, пока мама и папа выйдут из комнаты, чтобы подойти ко мне.

— Сеньор Датч, — говорит она со своим тяжелым акцентом, — хотите, я принесу вам тарелку настоящей еды?

Она подмигивает.

Я улыбаюсь и качаю головой.

— Может быть, позже.

Она дает мне знак «хорошо» и жестом указывает на официантов, ожидающих по обе стороны стола. Они спешат убрать наши тарелки, нагромождая стопки ненужной еды на подносы и вывозя их из столовой.

Наконец ужин окончен.

Мне нужно проведать Зейна, но сначала я звоню Каденс.

Она отвечает на пятом звонке.

— Что?

— Ты спала?

— Не твое дело.

Ее голос звучит неуверенно. Я представляю ее в постели, с растрепанными волосами и полузакрытыми глазами. Проклятье. Одного воспоминания недостаточно. Если бы у меня не было этого дерьмового ужина, я бы помчался к ней и пробрался в ее постель.

Нам даже не пришлось бы возиться. Мне было бы достаточно просто обнять ее.

А это говорит о том, что я влип по уши.

— Ты поела? — Спрашиваю я.

— Почему тебя это волнует?

Я улыбаюсь ее раздраженному тону.

— Я хочу спросить у тебя кое-что важное.

— Что? — Ворчит она.

Я понижаю голос.

— Что на тебе надето?

Каденс издает звук чистого разочарования, и мне требуется все, чтобы не рассмеяться.

— Еще раз позвонишь мне, чтобы задать подобные глупые вопросы, и я выкачаю воздух из всех твоих шин. Попробуй.

На этот раз я смеюсь искренне. После того как она наполнила мою машину мусором и украла мою одежду из бассейна, я знаю, что это не пустая угроза. Она на это способна.

— Спокойной ночи, Кейди.

— Ешь грязь, Датч.

Я улыбаюсь, когда слышу гудки.

Она чертовски сексуальна. Я не собираюсь врать. Выводить ее из себя — это весело. К тому же я рад слышать, как она на меня огрызается. Это значит, что все, что она переживает из-за своей семьи, не мешает ей.

Часть меня хочет написать Джинкс и получить информацию об этом, но другая часть меня хочет, чтобы Каденс поделилась.

Пока что я подожду, пока она сама расскажет мне, в чем дело.

Если она задержится, я возьму дело в свои руки.

Убрав телефон в карман, я отправляюсь в коридор, чтобы взять ключи от машины Lambo.

Мы почти не выезжаем на нем, предпочитая прочные грузовики таким нежным вещам, как кабриолет. Но Зейну нужно проветриться, и поездка будет кстати.

По дороге я прохожу мимо комнаты, где разговаривают мама и папа.

— Я закрывала на это глаза, потому что то, что ты делаешь со своей жизнью, для меня ничего не значит, но продолжай раздражать меня, Джарод, и я все расскажу мальчикам.