Выражение лица Неоптолема демонстрировало, что он совершенно успокоился и, более того, обрадовался своему «удачному» ответу. Пользуясь тем, что его подруга хранила молчание, мирмидонец уверенно закончил:

— Теперь я с чистым сердцем отправлюсь отдыхать. Мы обсудим это еще раз после праздника. Доброй ночи!

Со смехом он сбежал вниз по ступеням, оставив Гермиону в одиночестве. Девушка не ответила и даже не шелохнулась, потеряв дар речи от столь неприкрытого нахальства.

Осталось лишь надеяться, что отец послушает ее, а не мирмидонского царевича… Отказать Неоптолему она могла и сама, однако все зависело от воли правителя Крита.

Гермиона в глубине души понимала, что ее могут ожидать неприятности. Но она еще не догадывалась, к каким событиям приведет сегодняшний вечер. Намечалось противостояние, которого никто не мог предвидеть.

* * *

Удар за ударом звенела бронза. Бойцы то расходились, то сближались вновь. Орест с великим трудом удерживал заданный темп поединка, однако сегодня ему удалось продержаться значительно дольше обычного.

Они с Пиладом вот уже несколько дней тренировались на настоящих мечах — на этом настоял сам учитель, утверждавший, что занятия с деревянными палками хороши лишь вначале. Ореста следовало подготовить к реальным поединкам, а для этого необходимо ощущать боль и страх.

Царевич успел получить несколько порезов — не спасал даже доспех. Однако Орест не возражал, ведь Пилад оказался абсолютно прав. Микенец уже лучше контролировал свои атаки и продумывал защиту. Хотя сын Агамемнона еще не мог противостоять более опытному бойцу, все же нельзя было отрицать, что нынешний Орест стал сильнее и проворнее.

Сегодняшний бой закончился предсказуемо; меч Пилада пробил оборону Ореста, с силой ударив по нагруднику. Микенец отступил и с улыбкой поднял руки, признавая поражение.

— Не так уж и плохо, — Пилад одобрительно кивнул, — Продержался дольше, чем вчера. Работы предстоит еще много, но из тебя получился способный ученик.

— Но я все равно проиграл, — Орест неуклюже скинул доспехи; после битвы их тяжесть чувствовалась особенно сильно. — Иногда мне не верится, что тебя вообще можно одолеть. Уж слишком ты быстрый.

— В жизни может случиться всякое, мой юный друг. Я никогда не считал себя лучшим.

— К чему такая скромность? — Орест усмехнулся. — Почему бы тебе не заявить, что ты всего лишь второй… после Ареса, например?

— Скромность украшает мужчину. А я предпочитаю быть добродетельным. Но если уж говорить начистоту… — Пилад насмешливо сощурился. — Хороший воин и правда способен на многое! Например, взмахом меча я могу лишить летящего комара мужской силы, оставив его самого в целости.

— В первый раз слышу, что у комаров есть мужская сила.

— Раньше была… Но я же бью без промаха! Теперь они меня боятся и никогда не кусают.

— Мойся ты почаще, кусали бы! Твое воинское искусство здесь ни при чем, а вот запах из подмышек сейчас способен и быка уложить.

— Какая бесстыдная ложь, микенец! Впрочем, ты и сам не розовыми лепестками благоухаешь.

— Хорошая тренировка была! Я такой мокрый, словно целый день таскал камни! — Орест наигранно вытер пот со лба. — Если ты не намерен дальше гонять меня, предлагаю сходить к морю и немного освежиться. Что думаешь, бессердечный мучитель?

В глубине души Орест не мог не удивляться тому, что им с Пиладом удалось найти общий язык и теперь они могли так просто направляться вместе к побережью, подшучивая друг над другом.

Временами мрачный и нелюдимый, равно скорый на шутку и грубость, Пилад был намного старше Ореста, но держался с ним открыто и на равных. К тому же учитель оказался удивительно образован, несмотря на грубый вид и шрамы, выдающие в нем больше бойца, чем мыслителя. Пилад знал множество легенд и немало путешествовал, а когда он бывал в приподнятом настроении, то рассказывал поразительные истории о нравах и обычаях народов, проживающих вдали от моря.

Команда довольно быстро привыкла к хмурому и некрасивому, но отзывчивому воину. Даже Дексий со временем начал миролюбиво относиться к выходцу из Фокиды. Когда Акаст во время гребли перегрузил кисть руки и продолжал работу превозмогая боль, именно Пилад обратил на это внимание. Он отправил гребца отдыхать, взялся за весло и уже не вставал до конца смены. И при этом ни разу не сбился, будто с младенчества постигал искусство гребли. Такой поступок расположил к нему всех людей с «Мелеагра».

Орест с Пиладом спустились к одной из многочисленных бухточек, коими изобиловало побережье Крита. Перед ними раскинулось спокойное мелководье с ровным дном. Лишь мелкий ветерок порой поднимал рябь на поверхности воды.

У самого моря царевич и его учитель перешли на бег: так сильно им хотелось освежиться. А после купания, мокрые и расслабленные, они растянулись на горячем песке.

Орест смотрел в полуденное небо, где, хрипло крича, парили большие чайки. Микенец чувствовал себя прекрасно, несмотря на боль в мышцах после тренировки. Пилад лежал рядом, на его лице застыло непроницаемое выражение. Подобное с ним случалось часто: он не был склонен к пустым беседам. Однако Оресту хотелось пообщаться. Некоторые вопросы уже долгое время занимали царевича. Оторвавшись от небесной синевы, он перевел взгляд на наставника. В очередной раз его внимание привлекли глубокие шрамы на лице и мускулистом теле Пилада — они не были похожи на те, что мог оставить вражеский клинок. Чуть поколебавшись, Орест все же решился: