И разум этот заставлял тело двигаться в ритме, недоступном простому механизму. Будто материализовавшийся свет входил в меня и выходил.

Мистраль опять схватил меня за волосы, запрокинул мне голову, и я уже не видела, как Аблойк творит во мне магию. Взгляд Мистраля испугал бы меня, будь мы наедине. Он поцеловал меня жестко, до синяков. Оставалось или открыть рот, или поранить губы о собственные зубы, и я выбрала первое.

Его язык вонзился в меня, словно он пытался сделать с моим ртом то же, что Аблойк делал ниже. Он всего лишь язык в меня всовывал, но так упорно, что рот мне пришлось открыть широко до боли. И так далеко в гортань, что я стала задыхаться, и он отстранился. Я думала, для того, чтобы дать мне отдышаться и проглотить слюну, но на самом деле – просто чтобы засмеяться в голос. Раскат типично мужского смеха вырвался из его губ и пробежал у меня по коже. И ему ответило эхо, этому смеху, – эхо, похожее на далекий гром.

Мистраль отвлекся на миг, и мне удалось сосредоточиться на Аблойке. Он нашел ритм, вталкиваясь в меня до самой глубины и выходя одним скользящим движением, ритм, который непременно привел бы меня к оргазму. Но тело его вдобавок пульсировало во мне – словно магия вибрировала в ритме его тела, и с каждым толчком в глубь меня магия пульсировала сильнее и быстрее.

Я использовала случай спросить:

– Аблойк, ты нарочно заставляешь магию пульсировать, когда занимаешься любовью?

– Да, – выдохнул он севшим от сосредоточенности голосом.

Я хотела сказать: "О Богиня!", но мой рот опять накрыли губы Мистраля, и получилось только: "О Бог..."

Мистраль так вдавил в меня язык, что стало похоже на оральный секс со слишком крупным мужчиной. Будешь сопротивляться – станет больно, но если расслабиться – иногда может получиться. Можно дать мужчине обращаться с твоим ртом как ему захочется и не вывихнуть себе челюсть. Меня никто еще так не целовал, и хоть мне пришлось бороться с собой, чтобы разрешить ему все это, я думала, будет ли он так же настойчив в другом роде секса, – и от этой мысли я открылась ему еще шире, им обоим открылась шире.

Они оба так были умелы, но в настолько разной манере, что я невольно думала, как было бы хорошо с каждым из них поодиночке. Но попросить Мистраля подождать, дать ненадолго нам свободу – не удавалось, потому что я едва дышать могла, не то что говорить. Мне хотелось иметь возможность говорить, хотелось перестать бороться за каждый глоток воздуха. Челюсть уже так болела, что я почти не реагировала на мастерские действия Аблойка. Мистраль пересек границу между приятной болью и "черт, хватит уже!".

Мы не уговорились, как дать ему понять, что надо остановиться. Если говорить нельзя, то уславливаются о знаках – похлопать особым образом или еще что. Я уперлась руками ему в плечи и с силой оттолкнула. Мне не сравниться силой с чистокровными сидхе, но как-то раз я пробила кулаком дверцу машины, чтобы отпугнуть потенциальных грабителей, – может, это даст вам намек. Порезаться я тогда порезалась, но кости остались целы. Так что я на Мистраля надавила, а он надавил тоже.

Он так глубоко забрался в меня, что я даже укусить его не могла. Я задыхалась, а ему и дела не было. Я чувствовала приближение оргазма. И не хотела, чтобы старания Аблойка подпортила моя смерть от удушья.

Ногти полезны, чтобы принести изюминку в удовольствие – и чтобы дать понять кое-что. Я всадила ногти в гладкую Мистралеву шею и пропахала ими кровавые борозды. Он резко отдернулся, и, увидев его бешеное лицо, я опять порадовалась, что мы не одни.

– Прекращай, как только я скажу "стоп", – сказала я и поняла, что тоже разозлилась.

– Ты не говорила "стоп".

– Конечно, ты лишил меня такой возможности!

– Ты сказала, что любишь боль.

Мне трудно было дышать ровно, потому что Аблойк по-прежнему вибрировал и скользил внутри меня. Еще чуть-чуть, и я кончу.

– Люблю до определенной точки. Только не до вывиха челюсти. Нам надо принять кое-какие правила до того... как... придет... твоя очередь!

Последнее слово превратилось в вопль, голова у меня запрокинулась, все тело содрогнулось. Мистраль подхватил мой затылок, а то бы я расколотила его о каменно-твердую землю.

Подаренное Аблойком наслаждение волнами выплескивалось сквозь меня, на меня, в меня. Волны удовольствия, волны магии, снова и снова – будто и этим он умел управлять. Будто мог контролировать мой оргазм точно так же, как контролировал весь процесс до того. Оргазм прокатывался по мне от паха до последнего дюйма моего тела и начинался опять, пробегая по коже вспышкой, от которой я билась всем телом, а руки искали, за что бы схватиться. Аблойк держал меня за ноги, но спина и плечи у меня полностью отрывались от земли и со всего размаху падали обратно.

Кто-то подхватил меня за плечи, пытался удержать, но наслаждение было слишком велико. Я только и могла, что биться и кричать – один дрожащий вопль за другим. Пальцы нащупали чью-то живую плоть и вонзились в нее, и чьи-то сильные руки перехватили мое запястье. Другой рукой я вцепилась в собственный бок и рвала себя – и эту руку чья-то сильная ладонь тоже прижала к земле.

Сквозь собственные крики я различала голоса:

– Давай, Аблойк, кончай же с этим!

– Кончай, Аблойк, – подхлестнул его Мистраль.