–  Что за таблетки ты жрешь?
– Нина Елизаровна испуганно хватает Настю за руку.
– Покажи сейчас же!

–  Да смотри, смотри. Аскорбинка с витамином «С».

–  Боже мой, где мой проездной билет?
– мечется Лида.
– Ты не брала, Настя?

–  Да подавись ты своим проездным!
– Настя вытаскивает из заднего кармана джинсов проездной билет и бросает его на стол.
– Когда у меня будет мужик с тачкой, он меня будет возить и туда, и обратно.

Лида в отчаянии подхватывает сумку, проездной билет и мчится к дверям:

–  Мамулечка, умоляю, дай ей по шее! Целую!

И Лида выскакивает из дому, хлопнув дверью.

Настя тут же садится на подоконник и наблюдает утренний ритуал.

Вот из парадной выскакивает Лида, вот она подбегает к машине, вот Андрей Павлович, недовольно глядя на часы, целует ее в щеку, и они укатывают.

–  Знаешь, ма… - задумчиво говорит Настя.- Мне кажется, что этот Андрей Павлович со своим односторонним движением все-таки жлоб.

–  Чего это ты вдруг взялась лопать аскорбинку?
– подозрительно оглядывает Настю Нина Елизаровна.

–  Весной и осенью нужны витамины. Кого ты ждешь, ма?

–  Не твое собачье дело. Вот тебе рубль и выметайся из дому.

–  Мне этот рубль - до фени.

–  Эт-т-то еще что за выражения?!
– возмущается Нина Елизаровна.

–  «Собачье дело» можно, а «до фени» слух режет, - усмехается Настя и неторопливо натягивает куртку.
– Дай двадцать копеек.

–  Почему только двадцать?

–  На автобус и на метро. В обе стороны.

–  А что ты есть будешь?

–  Пока я на практике в продовольственном магазине…

–  Слушай, - от огорчения Нина Елизаровна даже опускается на стул.
– Но это же гнусность. Это элементарно безнравственно и неинтеллигентно. И ты не имеешь права…

–  Я тебя умоляю, ма!
– досадливо прерывает ее Настя.
– Не берись переделывать систему.

–  Да плевать мне на систему!
– вскакивает Нина Елизаровна.
– Я не хочу, чтобы ты в ней участвовала!..

–  Хорошо, хорошо, хорошо, - кротко говорит Настя, берет рубль и целует мать в щеку: - Декабристочка ты моя!
– Она взмахивает сумкой в сторону бабушкиной комнаты: - Привет, бабуля!

На автобусной остановке масса народу. Рядом два киоска - газетный и табачный.

Настя покупает пачку сигарет «Пегас», тщательно пересчитывает сдачу и видит подкатывающий переполненный автобус.

Она тут же деревянно выпрямляет правую ногу в колене и нахально, будто бы на протезе, ковыляет к передней двери автобуса, минуя громадную очередь, которая штурмует заднюю дверь.

Мало того, она требовательно протягивает руку, и кто-то из сердобольных пассажиров помогает «девочке-инвалиду» подняться в автобус.

В салоне ей тут же уступают место между совсем древним старичком и беременной теткой с годовалым ребенком на руках…

Дома Нина Елизаровна, уже возбужденная, порхает по всей квартире в нарядном платьице, которое расстегивается целиком, как халатик. Тоненький красный лакированный поясок выгодно подчеркивает талию. Единственное, что не гармонирует с ее внешним видом - старые, стоптанные домашние тапочки.

Одновременно она умудряется накрывать на стол, чертыхаясь, вспарывать консервную банку «Завтрак туриста», тоненько, элегантно кроить сыр, нарезать хлеб, молоть кофе… И привычно болтать с матерью.

Где бы ни оказывалась Нина Елизаровна - в кухне ли, в большой ли комнате, в коридоре, около постели матери, - она не умолкает ни на секунду:

–  …какой-то прелестный в своей незащищенности! Две недели, клянусь тебе, каждый день мотался в наш кретинский музейчик! Очень, очень милый! Уверена, что он тебе понравится. Знаешь, ничего нашего, московского! Ни нахрапа, ни хамской деловитости: машину - «взял», икорку, осетринку - «сделал», на министра -«вышел», кислород кому-то - «перекрыл»… Просто поразительно! Нормальный застенчивый человек. Чуточку, ну самую малость, провинциальный. Но и в этом свое очарование! Наверное, только там, да, мама, остались такие? На юге России. Помнишь, под Одессу ездили, когда Лидка маленькой была. Там же до старости -«Ванечка», «Колечка», «Манечка»… И странно, и мило - старику за семьдесят, а он у них все «Петичка»! Я думаю, это в них чисто климатическое. Больше тепла, больше солнца… Суетни меньше. «О, море в Гаграх, о, пальмы в Гаграх», - поет Нина Елизаровна и ставит на стол масленку.

Тут она влетает в комнату матери, подтыкает ей под щеку салфетку и сует в рот поильник:

–  Да, мамуля, миленькая! Я что хотела тебя попросить… Мамочка, мне дико неудобно, но… Понимаешь, ма, сразу после твоего дня рождения Лидочка улетает в отпуск. С этим… Ну, с Андреем Павловичем со своим. На юг. Кажется, в Адлер. И там у них, может быть, все и… Ну, в общем… А я только что купила Насте эту куртку дурацкую. Они же теперь, эти задрыги, пальто не носят. Им нужна только куртка, и со всеми, как они говорят, «примочками»! Я не могла бы взять из твоей пенсии для Лидочки рублей пятьдесят? Вроде бы как это от тебя ей подарок к отпуску… И не волнуйся - мне тут один рефератик заказали -минимум сто рублей, и я тебе сразу же эти пятьдесят верну, а? Но только между нами. Хорошо? А то с ее отпускными дальше Малаховки не уехать. Слушай, я вчера примеряла ее купальник. Мамуля! Не то, что раньше, но я еще очень и очень ни-че-го!.. Мамочка, я возьму у тебя деньги, да?