Шрифт:
Федор Иванович бросил взгляд на жену, та быстро кивнула.
— Где-то через час буду, — решительно произнес он.
— Вот и отлично, — обрадовался Гутов. — Ну, жду.
— Поезжай, Федя, — напутствовала Любовь Евгеньевна, когда он положил трубку. — Авось решится что-нибудь.
Федор Иванович вздохнул.
Приблизительно через час он был уже у здания мэрии. Кабинет Гутова помещался на втором этаже. Гутов встретил его, словно родного, даже приобнял. На столике уже их поджидал поднос с кофе и маленькими воздушными печеньями. Гутов не изменился — плотный, лысый, усатый, с многоопытными глазами.
— Вижу, что-то у вас, Федор Иванович, стряслось, — сказал он почти сразу же. — Вы никогда ко мне не обращались, и я, признаться… буду откровенен до конца… я ждал. Всем что-то нужно. Ко мне сейчас кто только не обращается. Откровенно скажу, помочь могу не всем. Но помочь все же могу, все же могу.
Он с улыбкой смотрел на Федора Ивановича, ожидая, что тот скажет.
Федор Иванович откашлялся и сказал:
— У меня, собственно, с соседом возникла проблема.
— Да?
— Да, с соседом. Ремонт он затеял, что-то перестраивал, стены растряс, так у нас вся квартира в трещинах.
Гутов наморщил лоб, будто что-то припоминая.
— А кто этот сосед? — спросил он, и Федор Иванович вдруг заметил в его голосе какое-то безразличие.
— Да бизнесмен один, — ответил он, внимательно наблюдая за реакцией Гутова. Тот отпил кофе из чашечки, поставил ее на поднос и переспросил:
— Бизнесмен? А фамилия его как? Я вам откровенно скажу — знаю всех без исключения бизнесменов в городе.
— Ну, такого Глотова вы знаете? — спросил Федор Иванович и увидел, что Гутов знает. Мало того, по глазам ли, по выражению лица, но Федор Иванович понял, что Гутов ничего сделать не сможет. И еще увидел Федор Иванович, что Глотов уже был здесь до него. Все это он сумел понять за пару секунд. Поэтому его не удивили слова Гутова:
— Не стану скрывать, что знаю. И довольно хорошо, ведь у нас с Николаем общее дело.
— Общее дело?
— Ну, партнеры мы, так сказать. По бизнесу.
— А я думал, — проговорил Федор Иванович, — что госслужащим запрещено заниматься бизнесом.
Гутов бросил на него изумленный взгляд.
— Так что же, что запрещено, — сказал он. — Откровенно вам скажу — сейчас им все занимаются, если, конечно, по уму. А так, ясное дело, запрещено.
— Так вы, значит, с Глотовым партнеры? — перебил его Федор Иванович. — Тогда мой долг предупредить вас — он очень непорядочный человек. Он может вас обмануть.
Гутов изумленно глядел на него.
— Ну вы даете, Федор Иванович, — наконец произнес он и рассмеялся. — Такое, по правде говоря, редко услышишь. А кто ж сейчас порядочный? Сейчас ухо остро надо держать.
Федор Иванович помолчал, а потом поднялся.
— Пойду-ка я, — сказал он. — Вы вот что, Павел Петрович, — увидите Глотова — передайте, что я этого дела так не оставлю. Я бы ему это сам сказал, но никак не получается, хоть и живу с ним на одной лестничной клетке.
— Не надо, Федор Иванович, — сказал Гутов. — Не затевайте вы этого. Николая многие знают, и он многих знает. Вы меня понимаете? Замажьте вы себе эти трещины потихоньку…
— Суд замажет, — неожиданно для себя дрожащим голосом выкрикнул Федор Иванович. И вышел вон из кабинета.
Не хотел вот кричать, а крикнул. Досадуя на себя за такой промах, шел он к дому — и постепенно остывал. Легко сказать — «в суд подам». До суда еще всяческие инстанции необходимо пройти, попытаться замириться. Глотов, небось, тоже не дурак, на рожон не полезет. А ну как позвонит ему сейчас Гутов, расскажет об их разговоре, о том, что он, Федор Иванович, настроен решительно, что в суд намерен подавать, — и одумается Глотов, не станет доводить до суда. Дело-то плевое. С его деньжищами отремонтировать квартиру ничего не стоит.
На том они с женой и сошлись — подождем малость, поглядим, во что дело выльется. Но неделя прошла, не принеся изменений, а дыра продолжала тревожить Федора Ивановича по ночам, — то ему казалось, что она разрослась шириною с окно, то вода из нее льется, то что-нибудь еще.
И пошли они по инстанциям.
Снова побывали в ЖЭКе. Были в министерстве коммунального обслуживания. Были в департаменте мэрии. Были у человека с нерусской фамилией Омбудсман. Встречали их по-разному. Где-то разводили руками. Где-то советовали написать подробнее. Где-то советовали написать кратенько, по существу. Они и писали — подробно и кратенько, писали сухо и писали эмоционально, а под конец стали писать возмущенно — тут и ответы перестали приходить. Что было делать?
— В суд надо подавать, Федя, — сказала тогда Любовь Евгеньевна.
Стали готовить документы по исковому заявлению. Любовь Евгеньевна попросила свою бывшую студентку Надежду Лядову, адвоката по гражданским делам, защищать их интересы в суде. Лядова, небольшого роста, с бледным, слегка одутловатым лицом и бесцветными глазами, согласилась. Несколько недель собирали бумаги, свидетельства соседей, — получилась объемистая папка. Наконец, подали. Лядова позвонила, сказала, что все идет как надо. Стали ждать. Дыра молча разевала на них пасть. По ночам лезли из нее усатые, угрожающего вида тараканы.