Я безмолвно наблюдала за высокой худощавой фигурой, расхаживавшей по номеру, и пыталась вникнуть в смысл страшных слов. Он женился на мне, чтобы сохранить свою компанию. Потому что иначе ей грозило поглощение. Всё, что создавал его отец, а перед ним – его дед, могло в любой момент перейти в чужие руки, и Рома не мог этого допустить. Тогда в его голове и созрел этот план – женить на себе единственную наследницу «Медкорта», обеспечив, таким образом, контроль над обеими фирмами.

– Значит, ты не любишь меня? – Тогда это было единственное, что по-настоящему волновало, единственное, что я услышала и поняла.

– Ты на самом деле глупышка, – в его голосе зазвучали прежние, так любимые мной нотки ласковой нежности. Он подошёл ко мне и мягко сжал плечо, наклоняясь к уху, почти касаясь щеки своей щекой. – Нет, Алин, я никогда не любил тебя. И никогда не смог бы полюбить такую наивную, фригидную глупышку, как ты.

Он ещё много говорил. Про то, что развестись мы не сможем, по крайней мере, пока жив глава «Медкорта», мой дед. Про то, что никто не должен догадаться об истинных причинах нашего брака. О том, что между нами ничего никогда не будет… А потом уехал к друзьям, с которыми договорился закатить пышную вечеринку по поводу свершения выгодной сделки. А я так и осталась стоять одна, посреди роскошного номера, уставленного цветами, в шикарном шёлковом платье от Веры Вонг, чувствуя, как рушится вся моя жизнь.

С тех пор прошло пять лет. Поначалу я ещё пыталась всё изменить. Надеялась, что заставлю его полюбить меня, что мы сможем жить, как нормальная пара. Но всё было тщетно. В ответ на робкие попытки обратить на себя внимание, я всё чаще натыкалась на ледяную стену презрения и насмешек. Он рассказывал своим друзьям о том, как я неуклюже пыталась его соблазнить, не стесняясь того, что я нахожусь в той же комнате. Высмеивал любовь к старым мелодрамам и завтраки, что поначалу я носила ему в постель. Не скрывал своих многочисленных связей, часто заявляясь под утро насквозь пропахший чужими духами. Ему было всё равно.

И я смирилась. Научилась скрывать и любовь, и боль, и даже ненависть. Иногда я так сильно его ненавидела, что казалось, могу убить. Я с головой ушла в работу. Меня готовили к этому с детства – к управлению огромным международным холдингом по производству лекарств. И когда деда не стало, во главе встала я. Именно тогда Рома впервые назвал меня «ледяная сука». И я не могла не признать, что мне понравилось. Я не смогла добиться его любви, но хотя бы добилась уважения. Он никогда не пытался оспорить моё первенство, не вступал в споры на советах директоров и всегда вёл себя подчёркнуто вежливо на работе, превращаясь в неслышного и невидимого призрака дома. Хотя дома он как раз почти не ночевал. Что устраивало нас обоих. Разные спальни, разные жизни – идеальный брак.

И всё было прекрасно, если бы не одно «но», мешавшее жить полноценной жизнью. Я безумно, просто безумно любила своего мужа. И ничего не могла с этим сделать. Вечерами, приходя домой и опускаясь в тёплую воду огромной ванны, я закрывала глаза и думала о нём, представляя, что это его руки гладят мою грудь, ласково обводя и нежно сжимая; что это его ладонь скользит по животу вниз; что это его пальцы ласкают, погружаясь внутрь и снова обводя твердеющий, пульсирующий клитор… Я доводила себя до оргазма с лёгкостью, стоило его лицу возникнуть перед глазами. А потом отводила взгляд, выходя из ванной, если он бывал дома. Будто совершила что-то постыдное. И невероятно сладкое.

Я с извращённым наслаждением слушала все сплетни, что разносились о нём на работе. Ловила обрывки разговоров, пытаясь представить, каково это – заниматься с ним любовью. И завидовала, постоянно, непрерывно завидовала всем, на кого он хоть раз взглянул. И именно по этой причине я не разводилась с ним, хотя могла бы, ведь после смерти деда ничто не могло помешать этому. Но я не хотела. И отчаянно боялась, что наступит тот момент, когда он сам попросит развода. И я не смогу ему отказать попросту потому, что причин на это не будет. Я знала, что отдам ему его компанию, стоит только попросить. Но он молчал, и это напряжённое ожидание, в котором я жила последние несколько месяцев, изматывало больше, чем пять лет рядом с презирающим тебя мужчиной.

– Алина Александровна? – голос Лазурина вывел из задумчивости. Выпрямившись в кресле, я приветливо улыбнулась и указала в кресло напротив. Иногда мне казалось, что сотрудники боятся меня. Вот и Лазурин, высокий блондин с внешностью голливудского актёра, входя в мой кабинет, будто пытался стать ниже. Но сейчас он довольно улыбался, протягивая мне папку с расчётами.

– У нас получилось! Мы смогли создать вакцину от лихорадки Ласса!

– Вы уверены? – Я невольно подалась вперёд – не доверять ему не было причин, но если это действительно так, если мы смогли первыми найти лекарство от болезни, практически полностью уничтожившей Нигерию и теперь постепенно распространявшуюся по Африке – это настоящий прорыв! – Абсолютно! – подтвердил Лазурин и улыбнулся ещё шире. Его глаза воодушевленно сверкнули. – Ошибки быть не может. Опыты на людях показали восьмидесятипроцентную эффективность. Она работает! – Инкубационный период?

– Полгода.

Мне надо было убедиться, прежде чем собирать совет директоров и озвучивать результаты. Значит, полгода после принятия вакцины. Полное излечение.

– Кажется, пора открывать шампанское! – Я позволила себе улыбнуться, удивлённо отметив, как восхищённо сверкнули глаза Лазурина. – Совет соберём сегодня же, – быстрый взгляд на часы, – а вечером можете ничего не планировать – у нас намечается праздник.

– Вы ведь придёте, Алина Александровна? – обернулся уже в дверях Лазурин. Казалось, он сам оторопел от своей смелости. А я вдруг почувствовала небывалый прилив сил. Хватит стоять на месте. Может, пора обратить внимание на других мужчин? Я задумчиво окинула взглядом высокую широкоплечую фигуру в дорогом костюме и кивнула.