Шрифт:
— А ведь ещё месяц назад вам было дурно даже от мысли пригубить мою флягу, — заметил Витал и подбоченился. — Чему обязан смене настроения? Видимо портвейн подействовал на вас исключительно хорошо…
Продолжать сохранять невозмутимость, когда она — неожиданно воплощённая его мечта — стоит так близко и во все глаза смотрит на него с неприкрытым интересом, было невероятно сложно. Даже невзирая на смятое платье и растрепанные локоны, виконтесса была чудо как хороша.
Слишком, слишком она похожа на Уну…
Де Круа перевела мундштук в уголок рта, поджала нижнюю губу и картинно сдвинула брови. Уж не пародия ли это на него? И как его бумаги вдруг оказались в её маленьких ручках?! Витал настолько ошалел от очередной выходки аристократки, что запоздало перехватил листы.
— Полундра, капитан! — нарочито низким голосом доложила виконтесса, — Не хочу вас огорчать, но Каровадзи никогда не писал пейзажей.
Витал несколько секунд продолжал сердито смотреть на нахалку, но в итоге едва сдержался, чтобы не улыбнуться в ответ. Как же он проморгал такую грубую ошибку? Настолько грубую, что стала очевидна даже совершенно захмелевшей особе почти в темноте…
— Миледи, тут вы абсолютно правы, — капитан нашел взглядом соответствующую запись, чтобы убедиться, и с досадой покачал головой.
— Пираты вроде настоящие, а их сокровища, выходит, поддельные?
— Подлинность иногда не способны определить даже самые искушенные ценители. Но вместе с подделками могут быть и настоящие шедевры. В ходе абордажа было не до экспертиз, знаете ли. Но вы меня приятно удивили…
— Вы меня тоже заинтриговали, капитан, — неожиданно серьёзно сказала де Круа, и в её голосе зазвучало восхищение. — Знаете, вы так напоминаете… Солнце.
Она улыбнулась Виталу и посмотрела в ночное небо.
— Вы интересовались когда-нибудь, как движутся и вращаются планеты вокруг него? — продолжила она, неуклюже пытаясь начертить ровные окружности в воздухе. — Солнце их обогревает и притягивает к себе. И к вам так же тянутся люди…
Девушка вздохнула и задумалась о чем-то. Внезапно маленькая ладонь легла капитану на грудь.
— Рядом с вами становится тепло. Это редкий и ценный дар. И будь ты хоть герцогом… этого не купить ни за какие деньги…
От дуновения ветерка её светлые локоны защекотали лицо. Витал окутал легкий аромат лаванды. Он мягко убрал её ладонь и постарался сдержать предательски участившееся дыхание.
— Вам пора вернуться в каюту, миледи. Холодает.
Волосы цвета морской пены струятся по разложенным на столе картам, испещрённым убористой вязью пометок. Словно серебряные орбиты, прокладывающие дуги движения небесных тел над континентами.
Жаркие отблески многочисленных свечей в капитанской каюте отражаются в полузакрытых больших глазах, обрамленных светлыми густыми ресницами.
Распростёртое под ним тело выглядит связанным сотнями тяжелых жемчужных нитей. Ему ничего не стоит намотать на руку одну из них и дёрнуть. Треск рвущихся многорядных бус заставляет её громко вздохнуть и наконец приоткрыть подрагивающие веки.
Жемчужины ожерелья барабанят по полу и вычерчивают линии, неотличимые от рисунков, что оставляют бледные пальцы на его плечах. Ладони и робко, и смело блуждают по просветам шелковистой кожи и собирают прохладу, взамен отдавая тепло. Её губы беззвучно двигаются, но он не слышит слов. Сквозь мёртвый холод жемчужин он силится добраться до живительной прохлады её тела и всё сдирает с неё пучки новых мерцающих нитей.
Голубые глаза смотрят выжидающие, и в их блеске пляшут огоньки свечей.
Рука прижимает её запястья к поверхности стола, и Витал чувствует, как её бедра обхватывают его пояс.
Хочется и сказать ей, и перестать искать объяснения перед той, которая знает его лучше него самого.
Он не смеет отвести глаз от бледной сияющей кожи, что тихо блестит росинками пота, так похожими на чешуйки.
Её маленькие ладони сминают карты. Со стола падает чернильница и компас. Но ему всё равно. Полубезумный от желания, он только крепче стискивает тонкие запястья.
Она запрокидывает голову, задыхается, хватая ртом воздух… Он чувствует, как жар от распластавшегося под ним тела сменяется на прохладу и отдаётся в нём ознобом. Приоткрыв рот, она лениво поворачивается к нему и обводит пересохшие губы бледным языком. Ледяные пальцы обжигают его кожу, спасая от испепеляющего жара. Забываясь, он видит хитрые голубые глаза, в которых нет зрачков.