Игнат всегда был таким. Притягательным и восхитительным. Обладал безумной харизмой и необъяснимой манерой держаться. Его плечи прямые, широкая грудь, скрытая за белоснежной рубашкой и пиджаком, а брюки подчеркивают его длинные ноги и бедра.

Он обходит свой стол и выжидающе вскидывает бровь, скользя по мне недовольным взглядом.

— Вы что-то хотите? — кажется, он что-то ждет.

— Я хочу, чтобы вы включили свой мозг, Злата Алексеевна, или у вас его нет?

Я стискиваю зубы, затем делаю обильные вдохи.

— Я вас внимательно слушаю.

Он молчит и его мускул на щеке едва заметно дергается.

— Мне нужно, чтобы вы начал записывать, в конце концов.

— О, да, конечно.

Я достаю свой старенький планшет и открываю “заметки”, чтобы успеть записать все, что скажет мой новый босс-придурок.

— Мне нужно, чтобы мой американо из Skuratov стоял на моем столе ровно в восемь утра. Ровно с двумя граммами сахара. Затем вы посмотрите мое расписание и согласуете встречи на эту неделю. Вы напомните мне о датах моих заседаний с чиновниками, закажите телефонные звонки для моих заграничных партнеров. Также вы просмотрите расписание моих перелетов, купите билеты в бизнес-класс, и будете постоянно напоминать об этом. Моя химчистка должна быть доставлена в мою квартиру в пять часов вечера. Потом вы будете согласовывать встречи, пока я буду занят делами партии или проводить время со своей семьей. Вы должны быть всегда доступны, даже в ночное время.

Я тяжело дышу и мои пальцы дрожат, пока я с бешеной скоростью стучу по клавиатуре. Последние слова выбивают меня из колеи и я поднимаю глаза. Лучше бы я этого не делала, потому что он смотрит на меня, как ястреб, который нашел свою добычу. Как будто ему нравится видеть, как я мучаюсь.

— Простите… Вы сказали в ночное время?

— У вас проблемы со слухом? — он недовольно выгибает бровь. — Мы работаем с международными клиентами, которые, если вы включите свой мозг, поймете, что они находятся в других часовых поясах.

Я смотрю на него так, словно у него выросли рога и красный хвост, как у дьявола. Чертов мудак.

— Есть какие-то проблемы? Вы знаете где дверь.

Он пытается уволить меня с того момента, как я вошла в его кабинет. Но он не знает, что я нахожусь на дне пищевой цепочки и как сильно мне нужна эта должность.

Он может показать мне свою худшую сторону и я все равно останусь. Ради Дани.

— Мне всего лишь нужно было разъяснение, спасибо. Меня все устраивает.

— Как будто это имеет значение, — он задирает свой прямой аристократический нос, словно я комок грязи под его ботинком. — Я не потерплю ошибок. Малейшая провинность и вы уволены. Все ясно?

— Да.

— Да, Игнат Максимович.

Я с силой стискиваю челюсть, удивляясь как зубы еще не крошатся.

— Вы глупы или вас нужно научить субординации, Злата Алексеевна?

— Нет.

— Нет, Игнат Максимович. Мы в детском саду? Повторите это.

В его тоне отчетливо слышится вызов, а глаза странно блестят. В этом тиране в деловом костюме нет ничего схожего с тем молодым Игнатом, который целовал веснушки на моем носу.

Он — садист, мизантроп и циник, который горит только одним намерением…

Унижать меня.

Измываться надо мной.

Мучать меня.

Но к черту его. Если он думает, что моя гордость помешает мне пресмыкаться перед ним, то он глубоко ошибается. Он не знает, на что я шла ради нашего сына.

— Нет, Игнат Максимович, — говорю я с холодом, которого не чувствую.

Вот придурок. Должно быть, он находит удовольствие в том, что заставляет чувствовать меня не больше, чем дохлая муха. Но это не имеет значения. Я прошла через худшее ради Данила и я не сломаюсь перед своим придурком-бывшим.

— А теперь проваливайте и выполняйте свою работу.

Он даже не удостоил меня своим взглядом, когда развернулся и подошел к окну своего кабинета, из которого открывался прекрасный вид на Питер.

Секунду. Я позволяю себе лишнюю секунду постоять и посмотреть на твердые выступы его спины.

— Вы должны были убраться отсюда тридцать секунд назад.

Я неловко киваю, чувствуя жжение в груди. Затем иду к двери. Каждый шаг дается с особым трудом. Мои пальцы на планшете вспотели, и легкая дрожь пробегает по конечностям.

Когда я закрываю дверь его кабинета и буквально падаю на свой рабочий стул, мое сердце гулко бьется в груди, отдаваясь ритмичным шумом в ушах.

Боже, в кого он превратился? Бессердечный, безжалостный мудак со склонностью к самоконтролю и проблемами с эгоизмом.

Мой взгляд скользит к его кабинету. Неужели, он не узнал меня? Либо он отличный актер, либо годы действительно стерли ему память обо мне. Что ж, может, это и к лучшему. Если он не помнит меня, то и я смогу делать вид, что не была одержима им всю свою юность.