Селеста

На утро следующего дня

Вик, Исландия

Тонкая занавеска, трепетавшая над кухонной раковиной, была почти прозрачной и совершенно не справлялась со своим предназначением – блокировать свет. Селеста сочла это серьезным упущением. «Такого не должно быть в стране, в которой летом никогда не сгущается полная тьма!»

– Вы делили с Алабамой номер, так? – спросил полицейский, вернув к себе внимание собеседницы.

Они находились одни на кухне мини-гостиницы; вблизи полицейский выглядел старше, чем поначалу показалось Селесте. «Ему, наверное, лет сорок пять. Немного старше меня», – констатировала она. Фамилия у представителя закона и порядка была Бьёрнсон, и когда он ей представился, единственным, о чем подумалось Селесте, был детский рюкзак-кенгуру от шведской фирмы «Бэби Бьёрн», залезть в который она попыталась сама, но так и не смогла убедить свою новорожденную дочку. Даже тогда, не прожив на этом свете и трех месяцев, Белла выказывала абсолютную незаинтересованность в физическом контакте.

– Да. – Селеста подковырнула заусенец на большом пальце.

И только после этого сообразила, что из-за таких нервных движений может выглядеть подозрительно. Она решительно переплела пальцы и водрузила руки на стол.

Полицейский Бьёрнсон медленно кивнул и что-то записал в свой блокнот. Волосы у его висков серебрились величавой сединой. Луи тоже уже начал седеть, только он подкрашивал свои пряди специальным шампунем.

– И вы вместе прилетели в Исландию, верно?

– Да, все верно. Мы прилетели ночным рейсом.

Сказав это, Селеста ощутила некоторое облегчение: так бывало всегда, когда она чувствовала, что порядок восстанавливается. В своей семье подраставшая Селеста была аномалией – единственной дочерью, родившейся на три года позже самого младшего из четырех братьев. В отличие от братьев, для которых беспорядок и хаос были константой существования, Селеста чувствовала себя увереннее всего, когда жизнь вокруг упорядочивал план.

– Хорошо, – постучал кончиком ручки по блокноту полицейский Бьёрнсон.

Селеста поглядела через его плечо в окно – на крутой уклон скальной стены, по которой упорно полз вверх зеленый мшаник. День выдался ветряным (а о сильных, порывистых ветрах в Исландии их предупреждали). И, вспомнив тишину и неподвижность деревни при приезде, Селеста поежилась: сейчас ей это спокойствие показалось бы зловещим.

До прибытия в Вик Селеста с Алабамой провели почти два часа в машине, петляя по сельской глубинке страны. Наконец холмы расступились, и их взорам открылся вид на океан у окраины небольшой рыбацкой деревни. Море тоже накануне было тихим: волны едва накатывали на черный песок пляжа. Все вокруг, казалось, пребывало в умиротворении. А теперь Селесте постоянно лез в голову вопрос: что там назревало – под поверхностью воды? И почему-то ей никак не удавалось избавиться от чувства, будто эта деревушка намеренно ввела их в заблуждение при встрече.

– Итак, – произнес полицейский, и его ручка застыла в воздухе. – Вы не заметили ничего необычного в поведении Алабамы перед поездкой? Чего-либо такого, что поразило вас своей странностью?

Голос Бьёрнсона прозвучал легко и непринужденно, и, обдумывая ответ, Селеста поймала себя на мысли: ей очень хотелось произнести его также легко и непринужденно. Но проблема была в том, что она никогда не являлась хорошей актрисой. В начальных классах, к примеру, Селеста была настолько невыразительной, что в школьном спектакле ей отвели роль травинки-былинки. Все считали эту роль простой, даже примитивной. Но семилетняя Селеста старалась изо всех сил. Ей не удалось в точности передать, насколько жесткими, негнущимися могут быть стебли травы. А когда на девочку упал луч прожектора, она почувствовала себя такой угрожающе незащищенной, что пропустила сигнал для ухода со сцены.

Даже став взрослой, Селеста, предаваясь воспоминаниям, ощущала порой жар от того школьного прожектора и зуд от зеленой картонки, прилепленной скотчем ко лбу. И ее вновь охватывала такая же паника, что обуяла семилетнюю девочку, едва та осознала, что осталась единственной былинкой на сцене. Проблема Селесты заключалась в том, что актерская игра для нее была равноценна лжи, а ложь Селесте претила.

– В ее поведении перед поездкой? – переспросила она. И удивилась, услышав свой голос: он стал вдруг хриплым и скрипучим. Прокашлявшись, Селеста сказала: – По правде говоря, я не обращала большого внимания. Я была слишком занята собственными проблемами.

Селеста

Днем ранее

Рейкьявик, Исландия

До того как «Розовый кошелек» пригласил ее в Исландию, Селеста уже совершила два рекламных тура за рубеж. Сначала – незадолго до того, как забеременеть – она посетила Ривьеру-Майя, а потом – через три месяца после рождения Беллы – Селеста побывала в Сен-Бартелеми.

В Сен-Бартелеми она большую часть времени провела, перебирая, щупая и пытаясь растянуть под свою новую послеродовую фигуру дешевые платья и закрытые купальники. Селеста еще никогда не чувствовала себя настолько неуютно в собственном теле. И никогда не испытывала такую сильную неловкость, как на приветственном ужине, на который она пришла с молокоотсосом. Сцеживать молоко полагалось по расписанию в семь вечера. Но во всеобщей суматохе и возбуждении Селеста потеряла счет времени, и в восемь часов, при смене закусок, она положила в рот кусочек пряного шевра и ощутила знакомое напряжение во всей груди. А через несколько секунд чуть не сгорела со стыда: над каждым соском на ее блузке проступили молочные пятна. Посидев для приличия еще немного, Селеста поспешила уединиться в номере. И за просмотром фотографий Беллы в мобильнике разревелась.