Шрифт:
Читаем у Александра Грина: «Наконец, он выкатился с холма издали серым наростом среди живописных картин дороги и начал валиться по ее склону на зрителя, увеличиваясь и приближаясь к натуральной величине. Он мчался на меня. Одно мгновение края полотна были еще частью пейзажа, затем все вспыхнуло тьмой, оскалившей два наносящиеся фонаря, и призрак исчез, лишь тень – воображенное продолжение движения – рискнула над головой бесшумной дрожью сумерек; и вновь вспыхнул пейзаж».
Освещенный ярким светом автомобильных фар, мерцающий пейзаж был узнаваем: набережная реки Мойки и Обводного канала, Большая Нева и Малая Невка, Дворцовый и Большой Петровский мосты, Марсово поле и Невский проспект, Гороховая и Садовая улицы.
Юсуповский дворец.
Около 1890
Григорий Ефимович Распутин.
Около 1912
Впрочем, во всем этом, на первый взгляд, хаосе был свой смысл, присутствовала своя логика. Все происходило так, как должно было происходить и не могло не случиться, хотя многие эпизоды и не имеют документального подтверждения, они являются лишь логическим продолжением задокументированных фактов, не более того.
Но обо всем по порядку…
Автограф Григория Распутина. «Богатство, кротось, всемъ покой. Григорий»
Григорий Распутин на берегу реки Туры в Тобольской губернии
Григорий Ефимович Распутин
Глава 1
В начале двенадцатого на кухне, над дверью черного хода, зазвонил колокольчик.
Спавшая тут же за фанерной выгородкой Катерина Ивановна вскочила на кровати, но так и осталась сидеть неподвижно, напуганная, прислушиваясь к звукам, доносившимся с лестницы. Словно ожидала чего-то, но сама не знала чего.
Опустила ноги на деревянный пол.
Ощутила пронизывающий холод.
Звонок повторился – нервный, дребезжащий, будто его с противоположной стороны двери за медное кольцо рывками дергал человек истеричный, взбудораженный, по сторонам с опаской оглядывающийся.
Из глубины квартиры тут же донеслись шаги, и через мгновение на кухне вспыхнула электрическая лампочка.
Катерина Ивановна услышала торопливое: «Иду, иду». Подумала, что хозяин квартиры к тому моменту, видимо, уже задремал у себя в спальне, так и прилег, не раздеваясь, но поскольку ждал этого вызова, то встрепенулся немедленно, ошалело бросился в темноту коридора, зажмурился на мгновение от яркого желтого света, брызнувшего на него с потолка, почти наощупь обнаружил ключ, воткнутый в замочную скважину, и принялся его вертеть.
Ерзанье рычага и грохот засова показались Катерине Ивановне оглушительными, несоразмерными кухне и этой каморке, более походившей на глухой пенал, что была сконструирована специально для прислуги.
Закрыла ладонями уши.
Сквозь мгновенно наступившую шипящую тишину в зажатую руками голову постепенно, эхом стали пробиваться приглушенные, неразборчивые голоса. Порой они становились явными, осмысленными совершенно, а порой и совсем затихали. Можно было предположить, что хозяин квартиры и его гость то разговаривают на повышенных тонах, то бросают разговор полностью, то вновь возобновляют его в надежде до чего-то договориться. Казалось, что разговор перетекает с кухни в диванную комнату и обратно.
Плывет-плывет.
Так повторялось несколько раз, пока наконец не наступила тишина.
Катерина Ивановна испугалась, что оглохла, и убрала ладони от ушей.
Ладони ее вспотели – «нет, не оглохла, слава богу!» – тиканье часов, скрип половиц, шуршание шагов.
Наклонилась вперед, почти достигнув подбородком уровня окоченевших коленей.
Замерла в таком неестественном положении, занемогла, заметила, как под действием гудящего с лестницы черного хода сквозняка фанерная дверь ее выгородки приоткрылась.
В образовавшуюся щель она увидела сидящего посреди кухни на стуле высокого худого господина в английском дафлкоте верблюжьего цвета, кожаной триковой фуражке, глубоко надвинутой на лицо, галифе и до зеркального блеска начищенных хромовых сапогах. Правая нога полуночного гостя подрагивала, и блик от носка сапога то пульсировал на потолке, то пробегал по стенам, то исчезал в проеме приоткрытой фанерной двери и слепил Катерину Ивановну.
«Вот не оглохла, а ослепнуть так можно», – с этой мыслью она закрывала глаза руками, боясь, что будет обнаружена, и даже переставала дышать на какие-то мгновения. Но человек на стуле оставался неподвижен, кроме своей дрожащей конечности. Казалось, что он, крестообразно сложив руки на груди, спит, издавая во сне гортанные звуки, икая.