– Ты поглянь, даже трава не примята!

Судя по всему, камень лежал здесь совсем недолго, меньше суток. Как он сюда попал, я догадывался, но вслух свою догадку произносить не стал, а молча пошёл за лопаткой.

Утро красит нежным цветом… Хорошо, что погода стоит хорошая, а то дождь сейчас вот совсем уж некстати бы. И так всё погано. Опять потери и опять небоевые. Интересно, каким составом мы подойдём к месту решающего сражения? И подойдём ли? Ещё нужно решить, каким составом мы к месту решающего сражения пойдём сейчас. Я предложил на подгруппы больше не делиться, ввиду отсутствия, какого бы то ни было смысла. Буцин, разя перегаром, только плечами пожал, а капитан, посоветовавшись с буродольцами, отдал приказ выдвигаться прежним походным ордером, то есть Буцин со своими и бесполезным конём-индикатором впереди, а мы – версты на полторы сзади. Типа так мы больше шуралеев наловим, а до этого мы их просто пачками хватали.

Сколько пройдёт пешеход, если он будет идти с утра и до обеда? А если у него с собой вещмешок, ружьё, сабля и деревянная пика? И идёт он не по дороге, а по нескошенным июльским травам? Или уже август? С какой скоростью он вообще движется? А как любое подразделение на марше – со скоростью самого слабого бойца. Бойцов нам в отряд Ватулин подкинул самых разнообразных, из-за них в основном и пришлось сделать пяток привалов, три коротеньких, чисто оправиться, а один совсем уж минут на двадцать.

Прошли мы, наверное, километров пятнадцать. Сколько ещё осталось, не понятно. Мы ведь не по прямой идём, а вдоль опушки леса, в который добрые люди не ходят, и опушка эта извивается как змея. Интересно, а полный круг за сколько дадим? За неделю, или всё-таки меньше? И шуралеев этих ни хрена не видно. Умар на своём скакуне с Буциным. Уж не знаю, что он там ему на вещует, да и по фигу, с нашей-то группой Кондрат, ему я после ночных приключений как-то побольше доверяю. Ни тот, ни другой присутствие неприятеля не заметили. Это хорошо, или плохо?

Лесной массив круто изогнулся вправо, километров на пять, а то и на семь. Аккуратненько нам поперёк дороги. Буцин со своими ждал нас в поле. И то сказать: время-то – обед. Да и посовещаться пора. Я повертел башкой влево-вправо, никаких источников пресной воды не увидел. Вот сколько глаза хватало, не увидел ни каких признаков протекания хотя бы крохотного ручейка. Хреново. Достал бинокль. Не помогло. В рюкзаке у меня имелся полуторалитровый ваучер с водой, но это на самый крайний случай, потому что воду я освятил. Ну, как освятил? Попытался. Во имя отца и сына… и всё такое. Поможет, не поможет, не знаю. Но не помешает. Вот эту воду я и решил приберечь. Пить, конечно, хочется, но терпимо. У кого-то был бурдюк с водой, так что от жажды не умрём. Конечно, ещё у Синюхина была кожаная фляга, по виду литра на два, но он командир, а следовательно делиться не обязан. Что во фляге у Буцина, даже думать не хочу.

Идти дальше прямо сейчас, смысла не было, и командир принял решение, на обед остановиться здесь. Бурдюк оказался у Умара, опрометчиво, конечно, но как сделано, так сделано. Кашу варить не стали – воды мало, только напиться. Достали «сухпай» – хлеб, сало, пяток луковиц. Умар посетовал, что коня напоить не чем.

Кто-то из бойцов крикнул ему:

– Ты ж на коне бы и съездил, поискал бы воды-то. Всё одно воевать не сгодился. Али один боиссьи?

Тот сразу вспылил:

– Умар не трус! Ты говорить, Умар плохой солдат? Умар хороший солдат. Умар стрелять хорошо, Умар на коне скакать хорошо! Умар русский плохо говорить! Плохо понимать. Умар не трус!

Я подумал, что вот таких, которые просто не понимают по-русски, мы очень часто и иногда очень напрасно считаем тупыми. А они просто не понимают язык. Хотя, с другой стороны, почему не учат? Кому надо-то?

Прошлая ночь не отличалась спокойствием, что будет этой ночью, тоже не известно, поэтому лучше сейчас впрок выспаться. Отец-командир посчитал, что по часу нам должно хватить. И на том спасибо. Пропадать тут, вроде, особо-то некуда, но свинья, она же везде грязи найдёт, и капитан в великой мудрости своей приказал даже по большой нужде по одному не ходить. Вот спасибо, так спасибо. Прямо-таки отеческая забота, по-другому и не скажешь.

Подежурив и покемарив, двинулись дальше. Километров через восемь-десять опушка снова изогнулась, на этот раз влево. Почти сразу обнаружился ручей. Напились, умылись, Умар наполнил бурдюк, напоил Тизжила. Я подошёл к Кондрату:

– Как? Всё спокойно? – спросил я его.

Тот посмотрел в сторону леса, вздохнул и ответил:

– Лес не тот.

– Что ты имеешь ввиду? – насторожился я, но понял, что говорю на ново-русском, и пояснил свой вопрос: – Лес не тот, а что не так?

– Да он, вашброть, молодой. От тот был… – он манул в ту сторону, откуда мы пришли. – Тама старый лес, а этот молодой. Годочков с полста, а то и этого нет.

– И что?

Он пожал плечами:

– Да, сам не знаю.

– Ну, во-о-от… – расстроился я.

– Он, вашброть, не такой, он вроде как живой, что ли…

– Живой?

– Тот старый, он словно мёртвый какой-то… а в этот и войти нестрашно.

– Может, это он так заманивает?

– Не-е-ет! – рассмеялся Кондрат. – Тот, старый лес, к ёму и подойти боязно, не то что в чащу куда, а этот – нет, этот он… добрый…

– Старый, новый, они же вместе, они же не разъединены. Сам же видел: нет между ними никакого промежутка.