Шрифт:
– Всех кого сможете, убить, убейте. Потом отходите, отогнать вы их не сможете.
– А если мы и убить никого не сможем?
– Тогда бегите оттуда, сколько сил хватит.
Твою мать!!! Мы вообще на кой чёрт сюда припёрлись? Армия спасения, блин! Всем спасаться по способности! Что стоило хотя бы полдня выделить на подготовку и обучение? Не-е-ет! А теперь: «Бегите, сколько сил хватит!» А люди, которые в нас надежду ещё утром видели, им мы что скажем, когда добежим, сверкая пятками? «Спасайся, кто может?», «Всё пропало! Всё пропало!» или «Ну, не шмогла я, не шмогла»? Нет, товарищи драгуны, так дела не делают!
– Вашброть! – обратился к буродольскому подпоручику один из его же бойцов. – Можа рогатин нарубить?
– Можно и рогатин, – вздохнул Громов. – Да только вряд ли они вам помогут.
– Дык, эта ж… Васька-калмык с Рябым Лукьяном, сказывают, поддели так-ту одногось. Можа и топеричи хто сподобится?
– Нашёл, что вспомнить! Это ж без малого тридцать годов назад было! Да, и было ли?
– Чай, не врут же про их?! – отозвался кто-то ещё из местных.
Подпоручик поиграл желваками:
– Ладно, нарубите! Хуже не будет. Да только осторожно там! Двое рубят, один в карауле!
Перед тем, как двинуться к лесу, Громов разделил наш отряд на два. Своих людей он тоже разделил надвое, чтобы опытные люди состояли в обеих группах. Ещё он отделил в свою половину Сметанина, а в группу капитана вошли мы с поручиком. Такое разделение офицеров я бы объяснил скорее личной неприязнью буродольского подпоручика ко мне и Буцину, чем интересами дела. Опять же кому-то надо и нашей группой командовать, вот поэтому капитан с нами. Присмотреть и подсказать тоже нужно, но сержанта Шишкина Громов забрал с собой, а нашей половине досталось пятеро рядовых, хотя и опытных бойцов. При этом почти весь мой взвод попал в половину Громова.
Со всеми предосторожностями, нарубив кольев метра два с половиной на ближайшей к нам опушке Длинного леса, мы разделились уже по-настоящему. Громов со своими двинулся с западной стороны, а мы с восточной. Другими словами, мы отходили от цивилизации подальше, а Громов, наоборот, двигался со стороны ближней к острогу. Это потому что если шуралеи полезут из леса, то как раз в его сторону, а не в нашу. Но опять же если что, помощь к нам вообще не придёт. Ох, уж эти черти, чёрт бы их побрал!
Синюхин разделил нашу группу так: впереди Буцин с тремя буродольскими и четырнадцатью нашими солдатами, сзади он, я, наш сержант и полтора десятка бойцов. По логике вещей, мне бы, как пластуну и шаману, идти в передовой группе, но если командир сказал «тушкан», то уже всё, никаких «сусликов». Значит, геройствовать не будем, примем судьбу такой, как она есть, уступим место для подвига товарищу Буцину и его людям.
По совести сказать, пьяница-поручик был мне гораздо менее симпатичен, чем капитан, с которым мы почти что вместе гоняли бандитов. И вот сейчас я рад идти рядом с Синюхиным, а не с Буциным. Да и капитан, скорее всего, на меня полагается больше, чем на поручика. Может, он оттого так нас и разделил, считая, что уж я-то спину ему понадёжней прикрою? Хорошо, пусть так, пусть капитан Синюхин Николай Спиридоныч, хрен знает, какого года рождения, поживёт подольше. Я ему даже для этого свой кремниевый пистолет отдам, солью заряженный. Он с ним должен уметь лучше меня управляться. Да и мне, считай, на полтора килограмма полегче, а то ещё эту пику деревянную тащить. В штыковую атаку на чертей мне ходить пока что не приходилось, но ведь всё когда-то бывает в первый раз.
С нами двое с Бурого Дола, надо с ними обсудить ситуацию, типа, когда и как действуем, а то время уже к полудню. Лес мы за сегодня не обойдём, да и за завтра не обойдём. Когда будем обедать, и где заночуем? Возле леса мне что-то не хочется.
С обедом всё просто: часа через два такого хода, будет речушка, или ручей, кому как, так вот первый отряд там остановится, а потом уже и мы подойдём. Нормальный план. Сообщил кэпу, тот плечами пожал, вроде как не против, значит, так и сделаем.
А денёк-то сегодня жаркий. Насекомые ещё разные: зайдёшь в тенёк – комары налетают, выйдешь на солнце – слепни всякие. Часам к двум уже усталость появилась, скорей бы привал, не до чертей уже. Посмотрел на сослуживцев, абсолютно такая же картина, задолбался народ, да и ночью, считай, толком не спали.
Пошёл ещё с буродольцами потрещал. Интересную вещь рассказали. Не ходит народ в этот лес, так по краешку, ягоды-грибы, да и то не всегда. А охотиться – нет. Считается, что леший тут очень суровый.
– А шуралеев он, случаем не гоняет? – спросил вроде как в шутку, но в каждой шутке самой шутки не так уж и много.
– Бывает и гоняет.
– Ну, а в этот раз как?
– Не осиляет, видать.
В это время наш конь-индикатор прянул ушами, забеспокоился, глядя в сторону леса. Мы все напряглись, ружья наизготовку, заозирались. Я даже бинокль достал. Но тревога оказалась ложной: какой-то одинокий волк притаился в кустах на опушке. Тоже, наверное, в эмиграцию намылился, нас завидел, решил переждать, а запах-то никуда не денешь, вот лошадь и занервничала. Стрелять в бедолагу не стали, двинулись дальше.
Через часок увидели группу Буцина. Они отошли в поле на полкилометра и располагались на обеденный привал. Оказалось, что в заплечных мешках у солдат и крупа нашлась, и сало, и пара котелков. Ну, а чего? Если даже я себе сегодня позволил пару несильно зачерствевших пирожков прихватить, то крупа – это вообще святое. Вот только что с дровами?
Что-что, дрова в лесу. Снарядили экспедицию за дровами, с инструкцией: в лес глубже, чем на пять саженей не заходить. И опять один рубит, двое по сторонам смотрят. Через полчаса вернулись, обошлось без потерь. Костерок, все дела… пока кашевары колдовали над котлами, народец расслабляться начал. Я разбудил Синёхина и настоятельно, порекомендовал разделить бойцов на бодрствующую и отдыхающую смену. До обеда у нас спали одни, после обеда другие. Кашевары, само собой – после обеда. Я тоже. Смена такая.