— Юр.

— Ладно, государственной структуры!

— Дегтярный, что ли, съестным обеспечивает?

— Угадала.

Пока познания Полины о госструктурах начинались и заканчивались Дегтярным институтом, в котором на какой-то среднеиерархической должности работал Юра. Необычная строгая архитектура здания завода привлекла Полину.

— Хочешь дойти?

— Да, давай!

Красный Ромб вблизи оказался ещё внушительнее, чем издали, и оттуда пахло сладостью свежеиспечённых булочек. Желудок намекнул, что от бургера надо было не отказываться, но больше голода разгорелось любопытство. Полина обожала старые здания и таинственные места. Кирпичная кладка завода была в некоторых местах выщерблена, и Юра пояснил, что это, возможно, следы бомбёжек минувшей более чем полвека назад войны.

— А это что? — Полина заметила другое необычное сооружение. — Мост?

И впрямь небольшая арка между двумя корпусами завода напоминала переправу через канал, только под ней никакой воды не было. Только булыжниковая мостовая, уходящая в промзону.

— Мост, — подтвердил Юра серьёзно. — Когда-то во времена промышленника тут текла река, и он построил мост между зданиями. А потом городские власти решили закатать протоку в трубы и спрятать в сис… под землю. С тех пор мост есть, а реки нет.

— Удивительно. — Полина обернулась на мужа и по его лицу поняла, что он не шутит.

— В Невике много удивительных мест. — Юра прижал её к себе. — Даже кое-где грифонов можно встретить.

Он заставил Полину снова улыбнуться. Неподалёку разругался гром, а туча, наползавшая на собор, теперь заняла собой полнеба и пугала, как человек, подсветивший лицо фонарем. Подул ветер. Юрец прищурился и взял Полину за руку.

— Хочешь, доедем до «Норы Ганса», заточим карривурстов??

Полина знала, что Юра любит эту баернскую забегаловку, где помимо огромных поджаренных сосисок можно было отведать вкуснейших рёбрышек с безалкогольным пивом и воздушных пирожных на белковой основе, а то и настоящий шоколадный штрудель.

«Неплохое завершение дня», — подумала Полина и, похлопав себя по животу, объявила:

— Я за!

? — немецкие пряные сосиски.

С четверга на пятницу, как раз промеж Полининых выходных, Юра вздумал её порадовать.

— Половина, а Половина? Мы с родичами собираемся сегодня 'намасте’?. Поедешь?

Сигнал «Намасте» для Полины был самый любимый. Он означал, что Юрец заведёт свою яхту и повезёт её смотреть развод мостов с большой воды. Ожидаемо, Полина захлопала в ладоши и закивала. Так планы на вечер оказались построены.

Семья Юры состояла всего из двух членов, его отца — Венедикта Карловича, даром, что Альбрандта, и младшего брата Бориса. Венедикт Карлович работал там же, где Юра, вернее, сын у него в штате, а Борец, вроде, учился в колледже на фармацевта. Их с братом разделяло девять лет разницы. Что касалось матери, Полине было известно о её трагической смерти, но подробностями с нею никто из новоиспечённой родни делиться не спешил. Спрашивать было неловко, один раз, сдуру и от незнания, Полина заикнулась ещё в Балясне, попытавшись выяснить, какой цвет любит мама Юры. Тот резко скис и пробормотал, что любила она коричневый. И всё. На дальнейшие расспросы Полине не хватило бестактности.

Ближе к сумеркам они с мужем пробрались на пристань, отцепили миниатюрную, но резвую белую яхту и зарулили к другому концу острова, взрезая протоку, как шоколадный торт. Заехали на плавучую заправку для катеров и яхт — до переезда Полина и представить не могла, что такое тоже бывает. Между домами Альбрандтов расположился всего навсего Гранитный остров, где на конце, глядящем в залив, обосновались Полина с Юрой, а на другом, ближе к центру Невика — Венедикт Карлович и Боря. Дом Альбрандтов напоминал то ли дворец, то ли концертный зал с выходом на набережную — Юра жил в более скромных условиях, но Полина снова и снова вспомнила, что пошла замуж за непростого человека. Она сама бы в таком доме жить постеснялась. А Альбрандты вот ничего — живут. Венедикта Карловича с Борей долго ждать не пришлось. Они скоро спускались по трапу на кораблик — оба похожие на Юру, как его прошлое и будущее. Альбрандты в целом были узнаваемы по породе. Те же прижатые к голове круглые уши, те же хитрые блестящие глаза, те же вздёрнутые крупные носы и тёмно-бурые, слегка волнистые волосы, только у отца с седыми полосами у висков, а у брата — неподстриженные. Полина, сличая трёх Альбрандтов, пригляделась к мужу и у него тоже отметила лёгкое серебро, запутавшееся в шоколаде на уровне бровей. Боря оказался модником — у него в ухе поблёскивал крохотный бриллиант. Венедикт Карлович пригладил густые закрученные усы и дал команду:

— Поехали, а то опоздаем. Теремной мост в час десять разводится.

И они помчали против речного течения, переваливаясь через барашки волн. Мимо проносились уставленные домами набережные, в лицо бились брызги, а демисезонные куртки, прихваченные из дома, уже не казались такими ненужными тёплой июньской ночью. Небо догорало спелым фруктом, свежесть и тина наполняли речной ветер, а справа и слева от их яхты спешили другие судёнышки — и все к одному месту. Полина гулко засмеялась, когда муж умело прошёл под низким решетчатым мостом, а Венедикт Карлович предупредил сына:

— Осторожно, Юра, берегись опор.

— Я вижу, папа, — чуть обиженно отозвался тот. Но Полина наградила мужа одобрительной улыбкой — таким водителем он ей нравился куда больше.

На большой реке у Теремного моста уже колготились лодки и кораблики. На многих из них горела подсветка и гремела поп-музыка, где-то танцевали подвыпившие люди, мерцали сигнальные огоньки, напоминающие рассказы о болотных призраках.

Стрелка утопла фасадами в запоздалом закате, а небо у запада оставалось сиять нектариновым, подпирая глубокий синий — день никак не уступал место ночи. Лодки качались с боку на бок, суетились нетерпеливо, Полина тоже ждала. И вот, через пару минут после того, как по мосту прошли последние люди, над Стрелкой заиграл Полёт Валькирии?. Теремной вспучил пролёт и принялся горбиться. Его фонари расходились в разные стороны, а промежуток между частями опор становился всё явственнее.