Арисугава посмурнел — стопроцентов сейчас сидит и вспоминает все, что вокруг нас сегодня говорилось на японском. Остальные владели собой хуже, удивленно выпучив глаза. Исключение — дети, которые приняли мое знание их языка как должное.

— Глядя в ваши юные лица, я вижу решимость учиться сложным наукам и честно трудиться на благо родной страны, — продолжил я. — О том же самом мечтают русские дети. Труд, взаимовыручка, дружба и общее дело — это то, что помогает странам двигаться вперед.

Директор захлопал первым, и ученики сразу же подхватили. Хорошо, но недостаточно! Я подошел к фортепиано, уселся на табуретку — не регулируется, собака, низковато — и, забив на ошибки, как смог принялся играть детскую японскую песню «Паприка» [, мы ее на занятиях по японскому учили. Включена в школьную программу Японии будущего, рассказывает о том, как хорошо дружить и трудиться всем вместе.

Мордашки ребят расплылись в улыбках, и они под руководством сориентировавшегося учителя музыки принялись хлопать ладошками в такт. Доиграв, я поднялся из-за инструмента, выслушал аплодисменты и признался:

— На фортепиано я играю не так хорошо, как ваш уважаемый учитель.

— Вовсе нет! — заверил выбравшийся на сцену директор. — Ваше Высочество, могу ли я попросить вас продиктовать слова этой прекрасной песни?

Ну конечно же можно — будет нелишним пролезть в японскую школьную программу.

В гостиной цесаревича было людно — «зайди ко мне, Жоржи» трансформировалось в сбор всей «корабельной» верхушки. Окутанные табачным дымом фонари — «борьба с бесами», как ни прискорбно, аристократию не затронула — едва справлялись со своей задачей, но в неясном свете мой длинный, обильно сдабриваемый драматичными жестами, рассказ получился особенно атмосферным, и я с удовольствием замечал, как Николай бросает на Шевича обиженные взгляды — такое веселье из-за какой-то там дипломатии пропустил!

— И тогда я решил, что настало время показать этим в целом хорошим людям, что шептаться за спиной иностранца, надеясь на его незнание языка, безрассудно, — подвел я к кульминации. — Я вышел на сцену и поговорил со школьниками на их языке…

— Откуда ты знаешь их язык? — озвучил беспокоящий всех собравшихся вопрос Николай.

Остальные его задать не решатся — я же «болею», как бы странно все происходящее не выглядело и как бы я себя не вел, запрет цесаревича соблюдается всеми.

— Не стоит выкладывать всех козырей на стол, — подмигнул я цесаревичу.

Он считал сигнал «расскажу наедине», и я продолжил:

— Видели бы вы лица сопровождающих принца!

Господа князья, генералы и аристократы послушно грохнули, поддержав в этом порыве Николая — он смеется от души, потому что гордится «шуткой» младшего брата.

Про Арисугаву плохо говорить не буду — мало ли, вдруг кто-то из «наших» окажется излишне болтливым? С высоты моего положения и происхождения рядовых японских генералов и князей «за глаза» я могу поливать, как хочу — на это они будут обижаться персонально, но не в государственном масштабе.

— Затем я подошел к фортепиано, — благодарно улыбнулся «учителю»-Николаю и действительно подошел к фортепиано. — И спел забавную детскую песенку, — показал свои песенные навыки собравшимся.

По окончании они с улыбками похлопали, я шутливо раскланялся и велел:

— Андреич, заноси! — улыбнувшись компании, пояснил. — Я приготовил вам всем подарки, господа!

Сам купил, немного поправив пошатнувшуюся от визита цесаревича японскую экономику. Дверь открылась, и Андреич через прокси в виде лакея Стёпки вкатил в гостиную груженую красиво украшенной горой коробочек тележку. Отдельно вошел казак Остап, держа на мягкой подушечке японский меч-катану.

— Прежде чем перейти к приятной мелочевке, — я указал на тележку. — Предлагаю вниманию честной компании трехвекового возраста меч работы прославленного мастера, имя которого я благополучно забыл.

Народ заржал, я надел лежащие на подушке рядом с мечом перчатки и взялся за рукоять и лакированные деревянные ножны. Никакого пошлого золота — это ведь боевое оружие, а не элемент гардероба.

— Откуда у тебя это сокровище? — спросил Николай.

— Принц Арисугава высоко оценил мое исполнение полного ритуала дружеского осмотра меча, — честно ответил я. — И распорядился подарить мне эту прелесть. Полагаю, тебя на берегу дожидается гораздо более ценный меч, Никки, — подопнул нетерпение Николая.

— Это — сложный ритуал, Ваше Высочество? — поинтересовался лейб-медик Алышевский.

— С вашего позволения, господа, я бы хотел на всякий случай продемонстрировать вам его — японцы настолько высокого мнения о себе, что их лица при виде хотя бы немного знакомого с их обычаями белого человека становятся совершенно уморительными. Настоятельно рекомендую попробовать.

Народ заржал, а я попросил:

— Никки, могу я попросить тебя помочь?

Кивнув, цесаревич поднялся из кресла и принялся надевать вторую пару перчаток с подушки. Я тем временем провел краткий ликбез: