– Вот из кого выйдет замечательная уборщица, вон какой аккуратненький и с тележечкой. Аж стошнит щас. Пойдёшь к моему папаше урны трясти, а, Мирских?

– Отвяжись, – коротко бросил Костик и покатил тележку к лифту.

Лифт. Это было одно из любимых мест Костика в интернате. Жаль только не всегда получалось пробраться сюда, чтобы покататься: решётчатые двери в коридоре открывали в основном для дежурных, чтобы не таскать инвентарь и комплекты постельного белья по лестнице. Но когда Костик попадал-таки в лифт, он испытывал прилив небывалой радости и на некоторое время становился абсолютно свободным от грустных мыслей и житейских проблем. Он закрывал глаза и ждал, когда лифт тронется, чтобы успеть поймать мгновение невесомости, а после услышать размеренный гул и почувствовать лёгкую вибрацию пола. В такие моменты иногда представлялось, будто лифт не остановится на третьем этаже, а уползёт сквозь пространства к неведомым мирам.

Такие мысли приходили в другие дни, но не сегодня. Костик толкал тележку, прислушиваясь к перешёптыванию и хихиканью троицы, и спиной чувствовал сверлящий взгляд Жмота. Но обернуться не решался. Возле самых дверей лифта в спину что-то прилетело и с мелким стуком осыпалось на пол, ребята заржали. Костик и на это никак не отреагировал. В лифте он чуть отвернулся, облокотившись плечом о стенку, дождался пока двери со стуком соприкоснутся и закроются, а потом привычно зажмурился, дожидаясь толчка и невесомости. Но тут словно гром среди ясного неба, раздался наигранно-плаксивый голос Жмота:

– Мирских, ну ты смотри в штанишки не наделай. Лифт-то надёжный, не пострянет.

И заржал. Жмотовские дружки тоже заржали. Костик вдруг представил, что пытается вот этим объяснить про невесомость, про полёт к неизвестным мирам, про секунды счастья. Представил, и со вздохом произнёс:

– Идиот…

– А чего это ты старшим-то дерзишь? А, Мирских? Может по роже хочешь? – глаза Жмота хищно сузились.

Костик старался выглядеть расслабленным, но внутри у него будто натянулась стальная пружина.

– А сам не хочешь?

В этот миг лифт мягко затормозил и раскрыл двери. Не дожидаясь, пока Жмот ответит на вопрос, Костик выкатил тележку и быстро зашагал по коридору третьего этажа.

– Нарываешься, Мирских? – крикнул вслед Жмот.

– Сам первый начал, – не поворачиваясь ответил Костик, вытащил из тележки комплект белья для своей спальни и скрылся за дверью.

В каждой спальной комнате ночевали по девять-десять ребят из одного класса. И только мальчишки, осиротевшие после аварии, жили вместе, так распорядился Святослав Семёнович. До нового года ученики могли уходить домой каждые выходные, но многих постоянно отлавливали полицейские в районе сектора, где произошла авария. Тогда директор распорядился отпускать из интерната только на каникулы, и чуть ли не под расписку от родителей, что будут неделю сидеть в квартире или гулять в сопровождении одного из взрослых. А Костик, и семь его сотоварищей, не покидали территорию интерната с самого начала учебного года, жили здесь на постоянной основе, ведь детского дома в Кольцовске попросту не существовало.

Костик научился менять постельное бельё аккуратно и быстро: ловко заворачивал простынь под матрац, надевал наволочку, придерживая за уголки и выворачивая её прямо на подушку, вставлял одеяло в четыре уголка и встряхивал, мигом расправляя его в пододеяльнике. Буквально за пятнадцать минут он застелил восемь кроватей, а грязное бельё собрал в большой чёрный пакет.

Когда он вышел в коридор, то из соседней спальни пятиклассников вылетела наволочка и, врезавшись в стену, сползла на пол. На ней отчётливо выделялся грязный след кроссовочной подошвы. И кто только мог догадаться доверить этим чудилам заправлять кровати. Они там, судя по грохоту и скрипу, одновременно орудовали швабрами, скакали по кроватям и дрались подушками. Неудивительно, если они чистыми пододеяльниками по мокрым лужам проедутся, не себе же меняют. Точно идиоты. Костик вздохнул, налил во второе ведро воды в умывальнике и начисто вымыл пол. Потом взял ещё комплект белья и пошёл в следующую спальню.

А потом в следующую.

Всё это время Жмот с дружками веселились у пятиклассников. Когда Костик, закончив дежурство практически в одиночку, вернулся с пустым ведром к тележке, Жмот неожиданно вырулил из его спальни с таким видом, будто сотворил самую великую пакость на свете. Внутри у Костика мигом забурлила злость, он с грохотом поставил ведро на пол и буквально влетел в комнату, едва не сбив Жмота с ног. Из коридора тут же послышалось конское ржание. А Костик, сжимая кулаки, смотрел на кучу грязного промокшего белья, сваленного на его кровать, и на чёрный грязный кроссовочный след на подушке.

Мигом злость достигла точки кипения, превратившись в ярость. Молнией вылетев в коридор, Костик с ходу врезал Жмоту по носу. Клюев сжал кулаки, приготовившись дать сдачи, но неожиданно замер – на белоснежный носок его кроссовка приземлилась алая капля, за ней ещё одна, и ещё. Он поднял голову, и подставляя ладонь под нос, растерянно заморгал.

– Мирских, ты совсем что ли рехнулся! – прогремел от лестничной клетки голос Елизаветы Андреевны. – Вам не надоело ещё, а?

Тут она заметила кровь и понеслось:

– Клюев, ну как же так… Хороший ты мой… Больно?

Тот неопределённо мотнул головой. А Елизавета уже принялась командовать дальше:

– Караваев, срочно веди его в медпункт, пусть полотенце к носу прижмёт, а то перемажет здесь всё. Иванов, убрать всё быстро до конца! А ты, Мирских, со мной к директору, может хоть в этот раз тебя в карцер посадят, а то совсем от рук отбился!

Тут она мёртвой хваткой вцепилась в ухо Костика и потащила его в кабинет Святослава Семёновича.