У младших и старших была совершенно другая история. С малышами возились две молоденькие девочки, только недавно закончившие педагогический ВУЗ. Они дежурили по очереди, играли с ребятами, устраивали конкурсы со всякими призами и успокаивали тех, кто скучал ночами по родителям. За старшими, десятыми и одиннадцатыми, приглядывала старенькая сухонькая Лидия Захаровна, добрейшей души бабулька. Над ней сами старшеклассники взяли шефство и не позволяли никому её обижать, а она приносила им твёрдые «стеклянные» сушки с маком и устраивала вечерние чаепития. Лидия Захаровна жила в интернате и категорически отвергала необходимость её подменять. Поэтому лишь иногда, по причине плохого самочувствия старушки, к ребятам приходил учитель истории.

Повезло и восьмым с девятыми, за ними присматривали музыкант Семён Аркадьевич и учитель рисования Римос Бенедиктович. Один шумный и весёлый, другой молчаливый и задумчивый. Они частенько дежурили вместе и после отбоя любили играть в шахматы, к ребятам без серьёзных причин не заглядывали, нотаций не читали и не орали.

Поразмышляв о воспитателях, Костик попытался представить, как наверно здорово уходить из интерната домой на каникулы. Сейчас в его памяти существовали лишь больничная палата и территория интерната, он не помнил ни секторов Кольцовска, ни собственного дома, ни своей комнаты. Но это даже было не самым страшным, хуже, что он никак не мог вспомнить лица родителей.

Когда Костик очнулся в палате, то первым делом увидел плафон с жёлтой лампочкой, который тихонько раскачивался в такт со шторой, прикрывающей открытое настежь окно. Справа виднелся письменный стол с задвинутым под него стулом. Слева возвышалась металлическая стойка с прикреплённым вверх тормашками коричневым стеклянным пузырьком, от которого вниз тянулась длинная прозрачная трубка. Проследовав по ней взглядом, Костик обнаружил, что трубка заканчивается в сгибе его локтя, а удерживает её приклеенный крест-накрест лейкопластырь. Возле стойки в кресле дремала пожилая женщина в белом халате, седые пряди её волос выбились из-под зубастой заколки, а с коленей свисал раскрытый журнал, готовый вот-вот съехать на пол.

Оглядев окружающую обстановку ещё раз в обратном порядке, Костик крепко зажмурился и стал вспоминать, какие события предшествовали его попаданию в больницу. Но сколько не напрягал память, извлечь из неё ничего не получалось. Тогда он пошёл от простого к сложному, вспомнил, что его имя Константин Мирских, что ему двенадцать лет и день рождения у него пятнадцатого января, что он перешёл в шестой класс и жил… И всё. Сколько Костик не старался, больше ничего не вспоминалось: ни название города, в котором жил, ни адреса, ни событий прежней жизни, ни людей, с которыми был знаком.

От волнения он дёрнулся, кровать тихонько скрипнула и разбудила дремавшую в кресле женщину.

– Ой, хороший мой, очнулся наконец! – обрадованно воскликнула она и мигом вскочила, едва успев подхватить журнал. – Сейчас, сейчас Виктора Егоровича позову, подожди.

Она мельком взглянула на пузырёк с лекарством и выбежала из палаты.

Стало тихо. И страшно. До Костика вдруг в полной мере дошло, что он совершенно не представляет, какое время года за окном, что стряслось и сколько он тут находится? Есть ли у него родные? А вдруг он их увидит и не вспомнит?

В ушах зазвенело до головокружения, к горлу подступил противный тошный комок. Кое-как собравшись с силами, Костик попытался привстать на кровати и выглянуть в окно. Но тут дверь резко распахнулась, и в палату шагнул высокий усатый мужчина в белом брючном костюме и колпаке.

– Так, молодой человек, уже проявляем интерес к окружающему. Отлично! Как самочувствие?

Костик снова привалился к подушке и пожал плечами.

– Ничего не болит?

– Голова немного кружится.

– Ну это нормально, сотрясение всё-таки, – кивнул доктор. – Алла Вячеславовна, убирайте капельницу, а мы пока побеседуем. Я же по глазам вижу, что у молодого человека много вопросов. Хотя нет, давай я начну. Скажи-ка, как тебя зовут.

– Костя.

– Так. А лет тебе сколько, Костя?

– Двенадцать.

– Хорошо. А маму с папой как зовут?

Тут Костик отвернулся, с одной стороны этот вопрос прояснил наличие родных, а с другой…

– Не помню.

– Угу. А что ты ещё не помнишь?

– Ничего не помню, – это уже полушёпотом.

– Совсем ничего?

– Совсем.

– А шесть-ю-семь сколько?

– Сорок два, – моментально ответил Костик.

– Отлично! А «Му-му» кто написал?

– Тургенев, – скривился Костик.

Он терпеть не мог это произведение, так и не сумел прочитать, как Герасим топил собаку. И кто только его в школьную программу засунул?

– Ладно, допустим, – кивнул Виктор Егорович. – Теперь твоя очередь спрашивать.

Костик на секунду закрыл глаза, вспоминая недавно сформулированные вопросы.

– Где я и как здесь оказался?

– Сейчас ты в кольцовской городской больнице. Произошла авария на территории Научного Центра. В твоём доме случился пожар. Тебя нашли на улице, недалеко от дома без сознания.