Но план П. фон Гинденбурга противоречил замыслу Э. фон Фалькенгайна – срезать «польский выступ».

Поэтому, отклонив план подчиненного, Э. фон Фалькенгайн предложил ему организовать наступление через район Осовец – Ломжа в общем направлении на Белосток.

Парадоксально, но П. фон Гинденбург нарушил субординацию – считая силы русских на намеченном Э. фон Фалькенгайном направлении весьма значительными и учитывая болотистость долины р. Бобр, он отклонил организацию этого маневра, предложив продолжать наступление на крайнем левом фланге – в направлении на г. Митава и Рига.

Учитывая все возраставший авторитет тандема П. фон Гинденбурга – Э. фон Людендорфа в глазах кайзера, Э. фон Фалькенгайн дал на это свое согласие. Он не захотел ссориться с австрийцами, одернуть чересчур самостоятельных подчиненных – в итоге оперативный рисунок «Летних Канн» существенно видоизменился.

Вместе с тем Э. фон Фалькенгайн с помощью кайзера убедил П. фон Гинденбурга задействовать в наступлении с северного фланга «польского балкона» группу армий М. фон Гальвица (реорганизованную в 12-ю армию) и усиленную 3 пехотными дивизиями из состава 9-й армии и тяжелой артиллерией. Группа должна была наступать на Седлец – навстречу группе армий А. фон Макензена.

Удар на Митаву в этой схеме был ненужным и даже вредным – он отвлек силы германцев от главного направления. Удар против Северного фронта «польского балкона» должен был быть главным, но он оказался вспомогательным – вследствие недостатка сил. Геометрия же удара по южному флангу «балкона», де-факто являвшегося главным, была нарушена.

Все это помогло русским войскам в организации обороны и осуществлении планомерного отхода.

В течение первого месяца Великого отступления русских войск (к началу июля) противник продвинулся вдоль Вислы на 55 км, и вдоль Западного Буга на 35 км – достаточно низкий результат для двух недель непрерывных боев, начавшихся после завершения Горлицкой стратегической операции.

На втором этапе «Летних стратегических Канн» противника русские войска дали противнику Наревское и Люблин-Холмское сражения (см. также далее) на северном и южном флангах «польского балкона» соответственно. Описание кампании 1915 г. на Русском фронте отмечало: «С началом июля началось и реальное выполнение австро-германцами грандиозного замысла. Совместными, одновременными усилиями двух сильных групп, сосредоточенных: одна на фронте Нарева и нацеленная на участок Ломжа – Остроленка – Рожан, а другая на южном фасе передового выступа, между Вепржем и Бугом, и нацеленная на линию Холм – Влодава, противник поставил себе задачей отрезать и окружить наши армии, находившиеся на дуге Нарева, Средней Вислы и между Вислой и Верхним Вепржем» [9] .

Главная задача армий русского Северо-Западного фронта (удерживать район Варшавы и левого берега р. Вислы) в значительной степени связывала оперативную свободу М.В. Алексеева. Ему приходилось держать свои резервы у Варшавы и р. Нарев. Это привело к запаздыванию переброски резервов на южный фланг «балкона». Теоретически он мог применить способ борьбы, известный под названием «действия по внутренним операционным линиям». Его сущность заключается в том, чтобы в центральном районе выпуклости иметь сильный резерв, который быстро направляется на тот фланг «балкона», где противник нанесет главный удар. Отбив натиск, резерв возвращается обратно, чтобы при необходимости повторить такой же маневр в другом направлении. Ожидание такого маневра со стороны русского командования заставляло германское командование быть осторожным, но состояние русских войск не позволяло прибегнуть к этому способу. Состояние железных дорог не позволяло рассчитывать на быстрые и массовые войсковые перевозки и заставляло держать резервы в ближайшем тылу – ближе к опасным направлениям. М.В. Алексеев писал: «…на моем южном фронте, на путях к Люблину и Холму, мои остатки когда-то славных дивизий доблестно умирают, истекают кровью под давлением многочисленного далеко превосходящего своим числом врага, умирают, невзирая на неравную борьбу… но сила остается силою, она постепенно теснит… Постепенно они сжимают клещами, для борьбы с которыми нет средств» [10] .

Как отмечал А.М. Зайончковский: «В задачу Алексеева не входила идея наступления, а только идея вывода армий из ненормального положения, поэтому и контрманевр его не имел пока активного характера, а сводился к предугадыванию любого маневра немцев – двойного охвата и противодействия ему путем группировки кулаков против немецких охватных ударов… Что Алексеев предугадал своими маневрами намерение противника, лучше всего доказывается тем, что за истекший период Макензен фактически топтался на месте… Это дало Алексееву возможность выиграть несколько столь необходимых ему дней перед началом совместного удара Гинденбурга на Прасныш и Макензена на Люблин – Холм».

Пока армии на флангах «польского мешка» сдерживали противника, войска в центральной Польше, оставив 21 июля Варшаву, медленно отходили на линию ж/д Соколов – Седлец – Луков. К концу июля армии Северо-Западного фронта отошли на фронт Осовец – Дрогичин – Влодава – Турийск, чем была решена участь крепости Новогеоргиевск. После падения крепости в руки противника попали свыше 1,2 тыс. орудий.

Вместе с тем удары противника оказались не в состоянии быстро преодолеть сопротивление русских войск – они избегли окружения и благополучно ускользнули от предполагавшегося разгрома. Более того, русским войскам приходилось отходить не только в крайне неблагоприятных оперативно-тактических и организационных условиях, но и соизмерять свой отход с темпами польской эвакуации.

Вследствие ожесточенных боев некомплект в армиях Северо-Западного фронта, почти не получавших пополнений, с 210 тыс. возрос до 650 тыс. человек. Несмотря на тяжелые условия борьбы с противником, обладавшим превосходством сил и практически неограниченным лимитом боеприпасов при большом числе орудий, русские армии отошли и не позволили противнику ни отрезать, ни окружить ни единой воинской части. М. Гофман писал: «Генерал Макензен вел… наступление с юга, верховное командование делало попытку отрезать местами отходящие части русских войск, но это не удавалось…»